Барри Эйслер - Солнце для Джона Рейна

— Но ведь он даже не состоит в ЛДП!

— Ему и не нужно! В тени находиться гораздо удобнее. Когда его раздражает очередной политик, в СМИ появляются дискредитирующие сообщения, и разгорается скандал. В результате возмутитель неугодного Ямаото порядка ретируется, а позор ложится на ЛДП. Про партию «Убеждение» никто и слыхом не слыхивал.

— А откуда берется компромат?

— Перехватывание сообщений, прослушивание разговоров, слежка, подкуп подчиненных. Часто жертвы становятся сообщниками, так что паутина разрастается и крепнет.

— Зачем же они соглашаются помогать?

— Метод кнута и пряника, Рейн-сан. На Ямаото работает целая бригада красавиц, ради благосклонности которых даже самые верные из политиков готовы забыть обо всем. Допустим, в сети такой девицы попадает депутат. Их сексуальные утехи снимают на камеру, а потом один из помощников Ямаото обещает спрятать пленку в надежном месте, если он проголосует за какой-нибудь законопроект, чаще всего касающийся строительных программ, и назовет уязвимые места своих коллег. Сознательный депутат не станет голосовать за финансирование никому не нужного строительства, но страх часто оказывается сильнее совести и сознания. Что касается компромата на коллег, то психология та же: если очернить соседа, сам не будешь казаться грязным. А поскольку выборы в Японии выигрываются не голосами избирателей, а деньгами, наш партиец предлагает помощь в финансировании предвыборной кампании. Как только депутат становится собственностью Ямаото, то о политической карьере можно не беспокоиться: обо всем позаботится щедрый кукольник.

— Как же я о нем не слышал, если у него столько власти?

— Кукольник всегда в тени. Его жертвы зачастую не знают, кто их шантажирует. Многие считают, это дело одной из фракций ЛДП, и небезосновательно. Ямаото сознательно делает эту партию эпицентром скандала. Ловко, правда? Все обставлено так, что даже лидеры ЛДП верят: именно они управляют страной. А на самом деле за их спинами невидимый кукольник.

— Но ведь ты сам писал о коррупции в ЛДП, — вспомнив скачанные из Интернета статьи, проговорил я.

— Откуда ты знаешь? — вскинулся Тацу.

— Ну, то, что мы перестали общаться, еще не значит, что ты меня больше не интересуешь, — загадочно улыбнулся я.

— Не только писал, но и пытался расследовать. Ямаото надо мной смеется, думает, я лью воду на его мельницу. Хотя так и получилось бы, будь у меня развязаны руки. Однако лишь Ямаото решает, чем должно заниматься Кейсацучо! — с горечью воскликнул Тацу.

Я едва сдержал улыбку — передо мной тот же хитрец, которого я знал во Вьетнаме.

— Итак, на самом деле тебе нужен Ямаото!

Тацу невозмутимо пожал плечами.

— Теперь ясно, зачем ты искал диск.

— Ты же знал, что я в деле, Рейн-сан? Почему не пришел ко мне?

— Были причины.

— Правда?

— Все дело в Мидори. Отдай я тебе диск, Ямаото остался бы ни с чем и мог отомстить. Единственным способом обезопасить девушку была публикация статьи.

— Других причин нет?

Я осторожно заглянул в карие глаза.

— Кажется, нет. Ты считаешь иначе?

В ответ Тацу лишь слабо улыбнулся.

Некоторое время мы шли молча.

— Чем же Ямаото купил Хольцера? — спросил я.

— Предложил то, о чем он всю жизнь мечтал.

— Что именно?

— Власть, конечно! А ты думал, как Хольцер стал главой токийского отделения?

— Это Ямаото поставлял ему информацию?

— Кто же еще? Насколько мне известно, мистер Хольцер прославился успешной вербовкой агентов на территории Японии. Как глава местного отделения, он должен был посылать в Вашингтон стратегически важную информацию, в том числе и о коррупции в японском правительстве. Ну а Ямаото — настоящий кладезь таких данных.

— Слушай, Тацу, да ты сам кладезь, даже страшно становится.

— Страшно то, что я все знаю, а использовать не могу.

— А Хольцер-то понимает, что он пешка?

Мой приятель лишь плечами пожал.

— Сначала ему казалось, это он использует Ямаото, а когда выяснилась горькая правда, что оставалось? Писать в Вашингтон, что все агенты — подставные лица, а отчеты не соответствуют действительности? Хольцер пошел другим путем, гораздо более приятным: вошел в команду Ямаото, который щедро снабжал его данными и сделал звездой. Таким образом, никому не известный партиец протянул руки в самое сердце США!

Хольцер — «крот», ничтожество! Как же я не догадался...

— Знаешь, а Хольцер сказал, что это ЦРУ копало под Кавамуру, и в день смерти тот собирался передать им диск.

— Кавамура «кинул» меня, — пожал плечами Тацу. — Кто знает, кого он еще провел... Сейчас это уже не важно.

— А Булфинч? Как же Хольцер до него добрался?

— Очень просто: за ним следили до того самого момента, как ты передал ему диск. Булфинч был очень легкой мишенью. — В голосе Тацу сквозило неодобрение: мол, глупо было отдавать диск лицу неподготовленному.

Некоторое время мы молчали, каждый думая о своем. Первым заговорил Тацу:

— Рейн-сан, чем ты все это время занимался?

С Тацу нужно держать ухо востро: просто так он ни о чем не спрашивает.

— Все тем же. Работаю консультантом.

— Будь добр, напомни, кого ты консультируешь.

— Слушай, ты же сам все знаешь! Помогаю американским компаниям сориентироваться на японском рынке. Короче говоря, помогаю находить партнеров, что-то вроде того.

— Как интересно! А в какой области работают твои клиенты?

Если Тацу рассчитывал расколоть меня парой каверзных вопросов, то явно просчитался. Бизнес-то у меня не липовый, и клиенты тоже, хотя прибыли почти нет.

— Может, посмотришь на моем сайте? Там специальный раздел посвящен отзывам клиентов.

Он только отмахнулся:

— Да я не то имел в виду. Тебя что-то держит в Японии?

— Какая разница?

— Просто пытаюсь понять...

Что я мог ответить? Что умею только воевать? Что акула охотится, пока не подохнет?

Если быть до конца честным, дело не только в этом. Иногда я ненавижу Японию. Даже по прошествии двадцати пяти лет чувствую себя чужаком, и это очень неприятно. По сути, чужаком я был всегда, а свою сущность скрывал задолго до того, как попал в армию. На вид я обычный японец, говорю прилично, а в глубине души считаю себя полукровкой. До конца жизни буду помнить, что в начальной школе сказала одна учительница: «Что получится, если смешать чистую воду с грязной? Грязная вода!» Лишь через несколько лет унижений и гонений я понял глубинный смысл ее слов: на мне несмываемое пятно — замаскировать можно, а избавиться нет.

— Сколько лет ты здесь живешь? Двадцать пять? — не унимался Тацу. — Домой не пора?

Он все знает...

— Интересно, где этот дом?

— Боюсь, если останешься, мы больше не сможем быть друзьями, — осторожно проговорил Тацу.