Дилана Бананова - Жена убийцы. Человек с душой дракона

– Не ори! – Мария металась по номеру, пытаясь найти бар.

Гектор уселся на белое полотенце, которое здесь уже было, развязал повязку и шмякнул ее на дно ванны.

Мария прилетела к Гектору вместе с едким запахом спирта. Несмотря на премиальность этой водки, она пахла как и любая другая. Кубики льда тренькали, ударяясь о стекло.

– Гектор… теракт? – Мария заметила темное отверстие на мышце, которую у спортсменов принято называть крылом.

– Без вопросов, Мария… – Гектор залил рану хлоргексидином; ручейки жидкости стекали до трусов. – Какого лешего в подмышке столько нервов!

– Гектор, может скорую?

– Нельзя, – он достал трамадол и вколол в плечо.

– Что значит нельзя, Гектор? Мне самой пулю доставать? Это ведь пуля, да?

Мария смотрела на занятого Гектора: тот закидывался таблетками и пил воду из-под крана, напоминая уличного пса. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной.

– Ну прости, что беспокоюсь за тебя… – Мария стала ковырять свои свежие ногти. – А если бы я пришла с оторванной рукой, Гектор? Я бы пришла с оторванной рукой, наорала на тебя и попросила сделать вид, что все нормально. Как бы ты отреагировал? Смог бы обойтись без вопросов?

– Ранение сквозное, – Гектор достал из сумки несколько упаковок шовного материала. – Нужно только зашить.

– Смеешься? Я не умею, – ее брови потянулись к носу.

– Все умеют… – временная бодрость Гектора сменилась прежней сонливостью.

– А я не умею!

– Не волнуйся… Здесь хирургическая игла, у нее такой изгиб… что справятся даже… у кого лапки…

– Смешно! Ты понимаешь, о чем просишь? Это тебе не носки штопать, а я ведь и этого не умею, понимаешь?

– Ты меня любишь?.. – Гектор попытался посмотреть на Марию, но увидел их сразу три.

– Гектор!

– Тогда зашивай… Сначала с этой стороны, потом с той… Делаешь стежок, завязываешь… отреза… стежок, завязываешь, отре… отрезаешь…

– А завязывать как?

– Как шнурки… – Гектор закинул левую руку в ванну, а правую уложил на свою голову, выпячивая подмышку. – … Делай глоток… и давай… ты сможешь…

– Так это для меня? – верхняя губа Марии брезгливо дернулась, а крылья носа разъехались. – Что сразу не сказал? Я бы виски налила.

– Как почувствуешь, что… что-то идет не так… пей еще и продолжай, – глаза Гектора закрылись. –Если я отключ… если отключусь… ехать… мы должны… долж…

– Гектор?.. – Мария приложила пару пальцев под нижнюю челюсть и нащупала пульс. – Малыш…

В номере наступила герметичная тишина. Мария вылила водку в раковину и стала собираться с мыслями, чтобы впервые зашить огнестрельную рану. Часы на ее запястье показывали 21:32.

Мария помыла и посушила руки, потом помыла еще раз, потом снова посушила, потом снова помыла и снова посушила. Затем она сделала горький глоток и поставила виски на теплый кафель.

– Ну что, – сказала она.

Тремор с костлявых рук понемногу сходил. Она достала из упаковки иглу и попыталась проткнуть горячую кожу Гектора, но ничего не вышло: возможно потому, что подобные иглы принято держать щипцами, а не потеющими пальцами, а может и потому, что кожа – о чем Мария никогда не задумывалась – гораздо прочнее, чем кажется.

– Да что не так?! – игла в руке Марии то опрокидывалась, то выскальзывала.

Мария взяла передышку и посмотрела на правое ухо Гектора, на котором по краю – чуть выше мочки – был вырез как от дырокола. Гектор говорил ей, что это шрам, полученный по юности в драке. Мария вздохнула, сделала еще один глоток и продолжила. Спустя несколько попыток она покорила первую дырку.

– Так!

Мария попыталась сделать узел, но запуталась в испачканных кровью нитках. От полного стакана успокоительного осталась уже половина. Мария почувствовала, что немного опьянела. Она посушила рану стерильными салфетками из набора Гектора и уверенно взялась за дело. Наконец-то образовался первый узелок, но Мария затянула слишком сильно, из-за чего узел прорезал кожу Гектора и остался в руках.

– Да будь проклято это шитье! – закричала Мария и начала заново.

Стакан обновился. Еще несколько минут кряхтения и получился первый шов.

– Что же ты завтра расскажешь, – шептала она.

Раз за разом швы получались все быстрее и крепче, а колени стали поднывать от вмятин, несмотря на полотенце.

На второй ране Мария уже вообразила себя студенткой медицинского – получалось вполне ничего, как ей казалось.

Закончив, Мария заклеила позор двумя полосками лейкопластыря по горизонтали и двумя – по вертикали, на случай, если швы разойдутся. Затем она сняла с Гектора штаны и туфли, обмыла его влажным полотенцем и приготовилась к тому, чтобы донести девяносто килограмм мяса до кровати.

– А может, у тебя есть кто-то еще? – вдруг мельком подумала Мария. – И она узнала обо мне… Несу какой-то бред. Поскорее бы завтра.

Из позы огородника Мария обхватила Гектора под ребра и стала тащить, иногда выкрикивая гласные, как это делают теннисистки. Уложив Гектора на кровать, она заняла диван, чтобы успокоить сердечно-сосудистую, и тоже отключилась. Циферблат часов показывал 23:22. На улице совсем стемнело, если не считать искусственное освещение от фонарей, вывесок и снующих машин.

Пока тело Марии отдыхало, другая Мария – или все та же, это сложно понять, – шла по кладбищу. Здесь было довольно темно, но света достаточно, чтобы рассмотреть молодую зелень и серый цвет надгробий. Температура не ощущалась.

Мария дошла до плиты, на которой были изображены какие-то каракули. Она собиралась положить пахучий букет лилий, но услышала сзади чье-то мерзкое сопение. Мария повернулась и увидела двухметрового верзилу с огромными руками – кажется, что каждая из них размером с дом или гору, несмотря на то, что физически это оксюморон.

Мария бросилась бежать: она отталкивалась ногами со всех сил, но стояла на месте. Мозг отстукивал приказы на работу всех мышц ног, но они не то чтобы не слушались – их будто бы и не было. Мария снова обернулась, и вместо страшного гиганта увидела желто-зеленое поле подсолнечников. Шляпки развернулись и хором запели: «Ты где-то летаешь, ты где-то бежишь… а мы все смотрим на тебя и смеемся, смотрим на тебя и смеемся!»

Пылинки парили по номеру, словно ночью залетел пъяный Питер Пэн и зацепился за что-то топливным мешком – «ай, блядь», – из-за чего вся волшебная пыльца рассыпалась и разлетелась по комнате.

Многоугольная фигура белого света прилипла к ковролину, всякой мебели и укрытому одеялом Гектору. Кое-как Гектор открыл глаза на четверть от возможного и осмотрелся по сторонам, чтобы понять, где проснулся на этот раз.

Любое движение или шевеление вызывало острую, а затем пульсирующую боль в подмышке. Но чем больше он двигался, тем привычнее становилась боль. «Сколько время?» – подумал Гектор. Он опустил ноги с кровати и на цыпочках, несколько пошатываясь, прошел мимо Марии: ее голова была уложена на свои ладошки и спрятана под волосами.