Кирилл Казанцев - Ставок больше нет

Сказать, что Василий тяжело переживал разрыв, – это значит вообще ничего не сказать. Казалось – все, жизнь кончилась.

Кстати, в тот момент он был крайне близок к тому, чтобы завершить свой жизненный путь. Мысли о самоубийстве приходили в голову не один раз.

Не находил себе места, днями и ночами таскался по городу, часами смотрел на ее окна. Забросил все – спорт, учебу...

И мать, и живая тогда еще бабушка пытались его образумить, но только он никого не хотел слушать. Горе его было глубоким и искренним.

В результате, как и следовало того ожидать, начались неприятности. Сначала вышибли из университетской сборной по баскетболу. Потом – и из самого университета. Ну а уже потом призвали в армию.

Сейчас, по прошествии почти десятка лет, Василию смешно вспоминать, с каким героическим настроением он отправлялся на службу. Представлял себе, как совершит какой-нибудь замечательный подвиг. Какая разница, какой!.. Главное, совершит! И, разумеется, погибнет – красиво, как в кино. А она... Она непременно узнает об этом и вот тогда поймет, кого она потеряла! Но только будет поздно и, терзаемая запоздалым раскаянием, она...

Дальше фантазии не хватало. Что поделаешь – наивный и романтичный пацан!

Василию повезло, что спортивное прошлое привело его в спецназ. Просто не было времени заниматься ерундой, размышлять и без конца страдать. Такого рода дурь прекрасно вышибается кроссами, спаррингами и штурмовой полосой.

Как известно, время – лучший лекарь. Вернувшись из армии, Василий Аню не вспоминал. Старался не вспоминать. Хотя иногда ловил себя на том, что невольно ищет ее в толпе. Но не находил.

И вот сейчас эта встреча расшевелила, растревожила что-то внутри, пробудила какие-то старые чувства. Василий шел по набережной, искоса поглядывая на свою спутницу, чья теплая и мягкая рука чуть поддерживала его локоть, и пытался понять – что же он чувствует сейчас к этой когда-то им потерянной женщине? И не мог найти ответ. Но то, что она даже сейчас, по прошествии многих лет, не может оставить его равнодушным – факт.

Игорь уже находился в оговоренном месте – сидел под ярко-красным пластиковым шатром, пил потихонечку пиво из большого пластмассового стакана и смотрел по сторонам. Благодаря тому, что, даже сидя, бывший центровой студенческой баскетбольной команды был выше остальных окружающих как минимум на голову, Василия он заметил издали и помахал широкой, как лопата ладонью, привлекая к себе его внимание.

А когда Скопцов и сопровождаемая им Анна подошли ближе, во все глаза уставился на спутницу Василия. Больше того! Игорь даже попытался встать с места, чтобы приветствовать даму! Это, по мнению Скопцова, было уже чем-то из ряда вон выходящим! И вовсе не потому, что Михайлов не был знаком с правилами хорошего тона или отличался редкостной невежливостью. Просто Игорю при его габаритах требовалось немало усилий для того, чтобы устроиться на каком-нибудь месте. И, устроившись, он уже избегал с этого места подниматься до самого конца. Во избежание мелких и не очень разрушений.

Вот и сейчас – попытка Михайлова выглядеть галантным чуть было не закончилась самым плачевным образом для негоже. Колени Игоря подцепили легкий пластмассовый стол и почти перевернули его на себя. С большим трудом ему удалось поймать его уже в воздухе и водворить на место.

– Прошу прощения... – Смущенный собственной неловкостью Михайлов смотрел в сторону. – Устраивайтесь.

Василий помог Ане устроиться в неудобном пластиковом креслице, после чего и сам занял место рядом с ней.

– Знакомьтесь, – предложил он. – Это Игорь. Мы когда-то учились вместе в университете. Ну, а это – Анна. Моя старая добрая знакомая.

– Очень приятно! – Уже не поднимаясь с места, Игорь изобразил легкий полупоклон и широко улыбнулся. Аня тоже собиралась что-то такое, соответствующее моменту, ответить, но только Скопцов не позволил. Не собираясь затягивать прелюдию серьезного разговора, он сразу перешел к делу:

– Игорь, у Ани проблемы. Нужна твоя помощь.

– Какой разговор! – поспешно согласился Михайлов. – Слушаю вас, Анна!

– Рассказывай... – Василий ободряюще коснулся ладони женщины.

Игорь слушал внимательно, не перебивая. Только иногда вставлял кое-какие уточняющие вопросы в паузы. И по мере продолжения рассказа мрачнел все больше и больше.

После того как рассказ был окончен, некоторое время сидел молча, хмуро о чем-то своем размышляя. Аня с надеждой смотрела на опера. Вот сейчас возьмет и достанет из кармана ее благоверного.

Скопцов, в отличие от старой подруги, иллюзий на счет правоохранительных органов не строил. В этой стране машина охраны закона мало того, что тяжела и неповоротлива, так зачастую она еще и едет не в ту сторону!

Наконец Игорь принял какое-то решение. Подняв грустные глаза на Скопцова, он поинтересовался:

– Васятка, скажи мне, за каким чертом ты меня так подставил? – И в голосе его слышалась вселенская скорбь.

– Я не пойму, что это значит?! – Шумков еще больше насупился и медленно начинал багроветь, глядя на Сумина уничтожающим взглядом. – Вы бы не могли мне членораздельно объяснить, товарищ полковник, почему ваши оперативники позволяют себе пренебрегать установленными правилами учетно-регистрационной дисциплины?!

– А вот пусть он вам сам и объяснит, товарищ полковник! – Сумин сделал широкий жест в сторону присутствующего здесь же Игоря. Начальственного гнева он совершенно не боялся – пенсионный стаж выработал три года назад и, случись что, мог себе позволить просто хлопнуть дверью.

Большой и, при взгляде со стороны, неуклюжий Михайлов тяжело поднялся с места.

– Объяснитесь, товарищ капитан! – Голос Шумкова не предвещал ничего хорошего.

– Сегодня около десяти часов утра мне на службу позвонил мой знакомый.

– Что еще за знакомый?! – Заместитель начальника УВД с большим трудом сдерживал рвущийся наружу крик. – Вам здесь что – государственное учреждение или какая-то частная шарашка?!

– Скопцов Василий Арсеньевич. – Игорь совершенно спокойно ответил на первый вопрос, полностью игнорировав второй.

– Кто он такой, этот Скопцов?!

Неожиданно вмешался заместитель прокурора:

– Василий Арсеньевич Скопцов – достаточно известный в городе и области независимый журналист. Если, конечно, речь идет именно о нем. Скандально известный...

Последняя фраза была интонационно выделена. Шумков сразу же присмирел. Журналист в расследовании – это плохо само по себе. А скандально известный... это очень плохо. Любят эти писаки нос совать во все дыры, вынюхивать, выспрашивать, а потом писать такое... Любой, даже самый малейший промах милиции будет раздут прессой до полного непотребства. И мало ли что... А он еще не стар... И не потерял надежды через год-другой примерить генеральские погоны. Так что надо бы поосторожнее.