Сергей Зверев - Бесовская банда

– Так же, как и у оперативников, – огрызнулся Апухтин.

Васильев не обиделся, а лишь добродушно усмехнулся и хлопнул его по плечу:

– Это точно. В калошу мы тоже садиться умеем… А теперь пошли, аналитик…

Начальник угрозыска провел нового подчиненного в крошечную комнату в подвале. Там стоял огромный железный и очень корявый на вид сейф. Просторный стол был завален бумагами. В углу на подставке возвышался бюст Ленина, неизвестно зачем залетевший сюда. Запах был пыльно-бумажный, так что Апухтин расчихался.

– Вот твоя каморка, – обвел рукой начальник угрозыска помещение, и правда походившее на каморку папы Карло. – Вот твои материалы. Разберешься. Потом решишь, что к производству принять. Эх, мне бы так…

Он вытащил из кармана кожаной куртки и бросил со стуком на стол ключи от сейфа и от кабинета, а также печать.

– Работай. Текущие вопросы, направление запросов и ориентировок – все через меня или моего заместителя. По обустройству и снабжению – это к тыловику, он мужик отзывчивый.

Потом он внимательно посмотрел на Апухтина и неожиданно произнес:

– С Кречетовым на днях по телефону разговаривал. Старый мой друг, развела только нас судьба.

– И что Кречетов? – напряженно спросил Апухтин. Оказывается, Васильев знаком с начальником Свердловского угрозыска.

– Сказал, что ты как кабан лесной носом землю роешь. И никогда не отступаешь. В общем, наш человек. Думаю, сработаемся.

– Носом землю, – усмехнулся Апухтин. – Это завсегда. Знать бы только, где желуди искать.

– Найдем, – заверил Васильев.

Когда дверь за ним закрылась, Апухтин уселся на стул, накинув на плечи пальто – в кабинете было довольно прохладно. Просидел минут десять, погрузившись в свои не слишком веселые, придавленные, как пресс-папье, грузом ответственности мысли.

А потом отодвинул усилием воли прочь все сомнения. Вытащил из своего шикарного портфеля темно-синие нарукавники – это такие матерчатые чехлы, которые надеваешь поверх рукавов, чтобы локти не вытирались. Он всегда их таскал с собой, иначе костюма надолго не хватит. Нацепил их. И раскрыл первую папку…

До Воронежа Бекетов добрался в декабре 1917 года. Там наблюдалось уже знакомое ему революционное бурление. События происходили судьбоносные. В соответствии с решением ВЦИК устанавливался рабочий контроль над банками, торговлей, промышленностью и железными дорогами. Создавались рабочие отряды для его осуществления, а также для организации нормальной жизни и общего хозяйствования. И, главное, для обеспечения населения продовольствием, которого стало катастрофически не хватать.

Бекетов тут же попытался ринуться со всей своей нерастраченной дурной энергией и пронырливостью в этот кипящий котел. Он отчаянно толкался локтями в Советах, хватал за рукав комиссаров, долдоня, что он в окопах за большевиков пропагандировал, в царских тюрьмах за это сидел, а потом в самом Петрограде революцию делал.

Был у него с детства полезный для него талант – говорить и врать крайне убедительно и искренне. Умел он заболтать собеседника и вызвать доверие. В итоге его едва не записали красным командиром. Как раз в это время атаман Каледин объявил, что не признает советскую власть, а весь Дон отныне под Войсковым правительством, а это на деле означало его жесткую личную диктатуру. Вот и постановил исполком Воронежского совета создать специальный отряд Красной гвардии для борьбы с самозванцем. И теперь на это дело набирали добровольцев, готовых геройски сложить голову за рабочее дело.

Голову Бекетов ни за кого класть не собирался. И от такой чести ему удалось отбояриться, хотя и с большим трудом. Сослался на военные раны, почтенный возраст, на то, что окопов больше не выдержит и на брань идти не способен – здоровье не позволит. А потом хитростью, ужимками и болтовней все же пристроился на местечко, которое сулило хорошие перспективы.

Вопрос обеспечения страны продовольствием остро встал еще в самый разгар Первой мировой войны. Крестьяне в предчувствии наступающей военной разрухи прятали зерно, и первые продовольственные отряды по его изъятию появились еще при царе Николае. После революции зерно стали прятать больше, а вырастили его намного меньше с учетом того, сколько крестьян ушло на войну. Многие земельные наделы просто некому было обрабатывать.

В стране разгоралась междоусобица, переходящая в Гражданскую войну. Городу и армии как воздух нужны были продукты. Ведь если их нет, тогда будут хаос и голодные бунты в городах. Вытряси же у селян зерно – вспыхнут крестьянские бунты, запылают деревни и села. Но с крестьянами справиться легче. Судьба страны сейчас решалась в городах и на полях сражений. Потому новой властью были приняты суровые, но необходимые решения: о продразверстке, когда у крестьян забирали семьдесят процентов урожая, и о продотрядах, которые и должны были эти проценты отыскать и вывезти.

В продотряд Бекетов не шибко стремился. Знал, на что способны селяне, в случае если начнут потрошить их закрома. Там и голову сложить недолго. Но тут в продовольственной сфере образовалась синекура – заградительные отряды. Они действовали на железнодорожных станциях и в поездах. Их бойцы проверяли багаж, обыскивали пассажиров и забирали у них еду сверх положенной нормы провоза.

Туда и устремился Бекетов всем своим существом. Пробился в бурлящий народом продовольственный областной подотдел. Наплел его сотрудникам с три короба о своей исключительной преданности революции и делу борьбы с голодом. Товарищи оказались отзывчивые, похлопали его по плечу, пообещали помочь и пригласили заглянуть на следующий день к самому комиссару подотдела.

Затянутый в кожаную куртку комиссар, даром что сам сидел на продовольствии, был худ, изможден, со впалыми щеками и страшно уставший. Он цепко и с сомнением посмотрел на кандидата в бойцы заградотряда. И будто кувалдой долбанул:

– Говорят, кого-то убил ты в своем селе.

Бекетов покрылся холодным потом. Откуда они узнали? Значит, проверяли его, поэтому тогда и велели зайти на следующий день. Не поленились найти его земляков и расспросить подробно. То есть дело у них серьезно поставлено. И что теперь будет? Может, арестуют да и шлепнут со всей легкостью и простотой революционного правосудия?

– Было дело, – кивнул Бекетов мгновенно севшим голосом, и тут на него нашло вдохновение. – Кулацкий прихвостень это был. Набросился на меня за то, что я за советскую власть агитировал. Он народ смущал, чтобы тот большевикам не подчинялся и хлеб прятал! Отребье! Пережиток старых времен!

– Ну да, ну да, – произнес комиссар с сомнением в голосе.