Николай Марчук - Керченский узел – 2

Выбравшись из укрытия, мои бойцы быстро спеленали вражеских солдат, обыскав их предварительно. Машины тоже досмотрели, не найдя в них ничего интересного. Всего было захвачено десять человек, одиннадцатый, тот, что вертел ручками, поворачивая оружейную башню «бардака» так и остался внутри бронемашины с развороченной грудной клеткой. Пуля калибра 12,7мм попадая в цель не оставляет шансов на выживание.

После пленения мы тут же увели захваченную колонну в укромное место, где пленные были допрошены и почти все расстреляны. В живых оставили только начальника концлагеря. Расстрел производился под объективом нескольких мобильных телефонов, при этом бойцы, производившие попадавшие в камеры, носили знаки отличия турецкого спецназа. Я даже на заднем фоне рявкнул пару команд на турецком языке.

Трупы перевезли в другое место и разложили возле одного из «Уралов»; отсняли еще несколько минут кинохроники. Потом мертвые тела погрузили в кузов грузовика, они нам еще пригодятся.

– Крылов, вы, что совсем псих? Мало того, что вы мучаете пленных, так вы еще и фиксируете это на камеру. Вы извращенец! – накинулся на меня Рыжиков во время съемки. – Если при обыске вашего трупа найдут этот телефон, то это…это…

Рыжиков вновь не нашел нужных слов, чтобы рассказать мне, что же тогда это будет. Странный он какой-то, слишком правильный и интеллигентный для боевого офицера. Но, ничего, если не убьют, то война быстро его «исправит».

– Лейтенант, ты хоть начал бы материться что ли, – посоветовал я, – если не хватает слов, то мат – верная палочка-выручалочка, поверь мне. Рыжиков отойдем в сторонку, я тебе поведаю еще одну, скрытую от остальных цель нашего задания.

Пленный начальник лагеря сидел, прислонившись к камню, связанный по рукам и ногам с мешком на голове.

– Короче так, москальска пыка! – жарко выдохнул я ему в лицо. – нам известно, что ты процюешь на москалию. Доказiв у нас богато! Твои подчиненные во всем признались, так что тебе гаплык! – я что есть сил ткнул ему в бок.

Пленный дернулся и яростно замычал. Говорить ему мешал кляп из грязных носков. Я пнул его раз, потом еще и еще. Пленный мычал и извивался под ударами. Было ли мне его жалко? Нет! Он враг, он пытал и убивал моих соотечественников. Чего мне его жалеть? Думаете я бью и пинаю, потому что псих и живодер? Думаете мне это доставляет удовольствие? Нет, мне не нравится то, что я сейчас делаю, но кто-то должен подготовить пленного, довести его до нужной кондиции. Экзекуция продолжалась полчаса, за это время пленный был хорошенько избит, но при этом его лицо ни капельки не пострадало. Нам его мордашка еще нужна!

В ходе допроса-избиения в голову начальника лагеря была буквально вбита мысль, что он попал в руки сотрудников СБУ по подозрению в шпионаже в пользу РФ и у него есть только одна возможность избежать расстрела на месте – это скрытно провести нас на территорию лагеря и без лишнего шума и суеты пленить нескольких охранников, которые были кадровыми сотрудниками ГРУ. И пусть со стороны любому здравомыслящему и адекватному человеку вся эта легенда могла показаться лишенной смысла и полной чушью, но как не единожды проверено на практике, современные украинские «патриоты» настолько отупели от собственно пропаганды, что сами верят в дикую чушь наподобие бурятских конных водолазов, которые в четырнадцатом году на своих танках с бреющего полета атаковали украинские позиции.

Через час кавалькада из четырех машин: «хаммера», двух «Уралов» и грузовика «тонар» подкатила к воротам концентрационного лагеря. БРДМ я оставил в близлежащей балке, чтобы в случае чего прикрыть наш отход. А то хрен его знает, как оно все повернётся.

За рулем «хаммера» сидел Глюк, рядом с ним Метла, сзади я, пленный начальник лагеря и солдат по фамилии Вилкин. За «хаммером» следовали два «Урала», в кузове каждого разместились по двенадцать вооруженных до зубов бойцов. «Тонар» на территорию лагеря решили не загонять; оставили снаружи на случай прибытия подмоги к лагерной охране – он был нашей первой линией обороны. Толстенный металл кузова надежно защищал сидящих там бойцов от любого вида легкого стрелкового оружия.

Ворота главного и единственного КПП лагеря распахнулись заблаговременно; колонна из трех машин беспрепятственно вкатила на территорию.

«Хаммер» на минуту замер перед вагончиком контрольно-пропускного пункта, начальник лагеря, перегнувшись через меня и упираясь пузом в ствол моего пистолета, важно бросил:

– Негайно викликати весь особовий склад на плац! На збори п'ять хвилин, хто не встигне, отримає три доби гауптвахти!

Как только приказ был выполнен и донесен до подчиненных, «хаммер» продолжил свой путь.

Из последнего «Урала» выпрыгнуло несколько солдат, переодетых в трофейный камуфляж, снятый с расстрелянных лагерников. Их задача зачистить наряд на КПП. Помимо ножей в их арсенале было и бесшумное оружие – ПБ и АПБ. Справятся, ребята там резвые!

Выстроившихся в две шеренги охранники лагеря опасливо косились на меня и Глюка, которые в сопровождении закованного в наручники Бамута важно ходили вдоль строя. Пройдя вдоль строя несколько раз донбассец шепнул мне на ухо каких по счету солдат в строю, надо вывести первыми. Я ткнул в указанных бойцов пальцем и охранники, понуро наклонив головы, в сопровождении моих бойцов двинулись в сторону административного корпуса. Через десять минут я выбрал еще десять охранников и их тоже отконвоировали в административный корпус, а еще через двадцать минут вслед за первыми двумя группами увели и оставшихся вражеских солдат.

Шах и мат!

Заняв все караульные вышки и посты, я вызвал по рации Рыжикова и приказал оставшимся бойцам, под его командованием выдвигаться в нашу сторону. Через сорок минут на территорию лагеря их доставили в кузовах двух «тонаров». Финальная часть операции по бесшумному захвату лагеря заняла меньше часа.

В административном корпусе был небольшой актовый зал, ряды скамеек были сдвинуты в один угол, а на полу лежали человеческие тела. Бывшие охранники были надежно связаны и обездвижены. Здесь были все, включая и начальника лагеря. Он, наконец, сообразил, что мы никакие не сотрудники СБУ, а вовсе наоборот – российские диверсанты.

– Значит так, господа бендеровцы жить вам осталось совсем немного и вариантов выжить у вас почти нет, а точнее только один – доказать, что ваша жизнь представляет ценность для нас, – произнес я строгим голосом. – Поэтому сейчас каждый из вас должен хорошенько подумать и решить, какими сведения он может с нами поделиться, так же ценность представляют есть ли у вас контакты со СМИ. Так, что если у кого-то в мобильнике есть номера телефонов знаменитых журналистов или блогеров, то у вас есть шанс выжить. Ясно?