Андрей Даньков - Биологическая опасность

– Дурью маялись! – резко заявил я.

– Ясно… Так, бортпроводники могут не лететь, а вот вы двое – никуда не денетесь!

– Да мы и так не собирались.

– Чудно! Сколько времени нужно на подготовку самолёта к вылету?

– Минут тридцать-сорок, зависит от погоды и здесь, и в Подмосковье.

– Хорошо, начинайте готовить самолёт к вылету. Я дам вам спутниковые снимки аэродрома и окрестностей. На месте решим, кого, что и сколько нужно.

Я понял одну вещь: если говорить по делу, то этот Миролюбов очень даже нормальный человек, а если на эмоциях, то хочется выбросить его из самолёта без парашюта. А впрочем, есть один вопрос:

– Скажите, Иван Денисович, что по транспорту в аэропорту будет?

– Сами разбирайтесь!

Ясно с ним короче, не собирается он этим заниматься, только болтать умеет.

– Всего доброго!

Как только этот индюк ушёл, Алексей обратился к нам.

– Ребят, я спросил у него насчёт оружия.

– И что? – спросил я.

– Послал вас нахрен! Ну, вообще-то меня, но вас тоже желал видеть там. Да, и ещё. Сказал, что бы мы вас не вооружали ни при каких обстоятельствах. Обещал каждому пулю в лоб пустить. Даже вам.

– Не пристрелит. Пилоты сейчас, как я понял, нужны позарез.

– Это сейчас, пока керосин есть, а потом – дирижабли будем строгать, если технологии сохранятся.

Так-то Лёха этот дело сказал. Сколько осталось керосина? В хорошем аэропорте, типа Шереметьево, топливохранилища рассчитаны на несколько десятков миллионов тонн керосина и авиационного бензина. Такой объём топлива потребляют около пяти сотен самолётов за неделю.

А если учитывать пожары? Нет, не будем сейчас об этом.

– Фриц, дуй в кабину, разговор есть! – прозвучало по громкой связи.

Сельчук опять в своём репертуаре…

– Что за “фриц”? – недоумённо спросил он

– К сожалению, это я.

– За что так?

– За происхождение.

– Пипец…

Я зашёл в кабину, где Сельчук рассматривал на одном из мониторов карту аэродрома.

– Хорошие новости, метеостанция аэродрома автоматическая, она до сих пор работает. И есть метеосводка. В двух словах, там спокойно, погода в норме.

– И я так понимаю, есть расписание вылетов?

– Конечно. Там сейчас ажиотаж, частные самолёты взлетают практически каждый час. Но есть какая-то ерунда: часть рейсов скрыта. Надо узнать, сколько там сейчас самолётов, и сколько там стоянок… Этот, Миролюбов вроде обещал снимки.

– Есть идея проще. – я вытащил телефон и открыл на развёрнутом экране показал спутниковый снимок, сделанный для карты.

– Ловко сделано. И что нам это даст?

– Не особо много, всего лишь состояние аэродрома.

– Но мы сможем рассчитать примерно, как нужно поставить самолёт. И если я не чокнусь, то всё получится на ура.

18:59

– Есть снимки! – кричал радостный Алексей, забегая в самолёт

– Давай!

Он швырнул на монитор бортового компьютера несколько цветных снимков в высоком разрешении.

Мы с Сельчуком потратили наверное, часа три на их рассмотрение и подсчёты. Даже пришлось включить подсветку кабины.

– Вот, значится, садимся сюда, на полосу ноль-восемь, оттуда…

– Нет, нет. Лучше сесть на двадцать шестую с максимальным автоторможением[13] и я думаю, нужно выпустить закрылки с шасси только за две минуты до посадки, а до этого лететь на режиме двигателей тридцать процентов, где-то на ста десяти узлах. – поправил я Сельчука

– Да ты с ума сошёл, это за порогом сваливания. Садимся на ста сорока со вторыми закрылками, а шасси выпускаем по инструкции. А автоторможение ставим третье.

– Принимается. Тогда, нужно вылетать на рассвете. Кстати, а когда активны эти “регенераты”?

– Хороший вопрос. Алексей! – крикнул я.

Алексей появился через пару минут, сильно разгорячённый, но не от бега, а от явно приятной беседы.

– Что случилось?

– У нас вопрос: активны ли эти “регенераты” по ночам, или нет? – спросил Сельчук.

– Неясно. Нападение на базу в Либерии произошло в два часа ночи, и всего за несколько минут всех военных перебили. Так что, стоит предполагать, что они активны только в момент, когда рядом с ними есть источник громкого шума, вроде стрельбы, шума машины или самолёта.

– То есть, неважно, какое время суток, главное – пища, будем так выражаться. – уточнил я

– Да. Тогда… секунду. – Лёша отвлёкся на рацию. – Слушаю… Да, понял вас… Они готовы…

Алексей убрал рацию и обратился к нам:

– В общем, вам разрешили взлёт. Только сообщите свои позывные для рейса. И да, на рейс сядут десять моих бойцов.

– Я так понимаю, отказаться мы не можем? – уклончиво спросил Сельчук.

– Это ради вашей же безопасности. Плюс, кому-то же надо забрать людей из Москвы, не вам же этим заниматься.

– Согласен.

– Только… Харитон Владимирович, я смогу уехать?

– Алексей, у вас есть кто-нибудь в том районе, где живёт Фриц?

– Да сколько можно?!

Моя чаша терпения оказалась переполнена, и в итоге, я сорвался на Сельчука.

– Да ладно, это же шутки ради, я уверен. Да и привыкай, может, сделаем позывным. – попытался сгладить обстановку Алексей.

– Так, один – задолбал меня уже своими шутками! Второй – Лёш, без обид, но твоя “психология” тут бесполезна.

– Да я и не собирался…

– Хватит! Оставьте меня одного!

Мда уж… выглядело, как капризы того избалованного ребёнка.

Честно, это “прозвище” вечно меня бесило. Ещё с того дня, как я пошёл в российскую школу после переезда, за мной закрепилось это прозвище. Хорошо хоть, что "фашистом" не обзывали.

Скажем так, для меня всё это – очень больная история, которая оставила те или иные раны на душе. Одни затянулись, оставив шрамы, другие до сих пор причиняют страдания, и Сельчук – одна из таких вот ран.

Мне показалось, что самым верным способом будет напиться до беспамятства, и с твёрдым намерением я отправился в терминал.

– И никогда не было?

– А что ты хотел? Это тебе не Шереметьево, здесь дьюти фри нет. Так что максимум, на что ты можешь рассчитывать – поспрашивать экипажи других самолётов, вдруг у них осталась выпивка.

– Спасибо.

Что ж, идея напиться в терминале не прокатила, загляну-ка я в минибар нашего самолёта.

Когда я вернулся, то сразу попросил Олю отойти со мной.

– Ты хоть понимаешь, что вам лететь уторм? Сельчук тебе голову оторвёт!

– Ну и пусть! Так что?

– Я об этом пожалею… есть у меня бутылка водки, никому из пассажиров она не понадобилась. Закуску принести?

– Нет. Только жёстко напиться.

– Ладно… я пошла, принесу печенье из детского набора.

Стоило Оле уйти, как сразу я откупорил бутылку и выпил где-то четверть содержимого бутылки. Сознание тут же начало плыть. Через пару минут Оля принесла печенье и обратку аспирина с полулитровой бутылкой воды. Сказала, что это от похмелья.