Анна Данилова - Выхожу тебя искать

– Интересно, чем держат таких вот парней, с виду вполне приличных? – пробормотала Стелла.

– Деньгами… Сейчас мужику устроиться на работу куда сложнее, чем нам, женщинам. Вот инженеры да учителя и идут в охрану.

Юля с бьющимся сердцем подала знак Стелле встать совсем рядом с дверью, чтобы в случае опасности иметь возможность сунуть «посылку» обратно в щель между стеной и кроватью.

Обернутый коричневой вощеной бумагой и перевязанный бечевкой сверток она разворачивала для надежности под простыней. Развернула – и ощутила прохладу металла.

Стелла, широко раскрыв глаза, не выдержала напряжения – сорвалась со своего места и, сдернув простыню, замерла, увидев, как поблескивает в лучах утреннего солнца рукоять пистолета. Кроме того, – в «посылке» были еще два каких-то предмета…

– Это кастеты, – прошептала Юля, с трудом представляя, кто же это мог подбросить им такой странный подарок.

Понимая, что дорога каждая минута и что в любое время может вернуться охранник, Юля сунула пистолет под подушку, а один из кастетов Протянула Стелле.

– Смотри, как это надевается, – прошептала она, просовывая пальцы правой руки в круглые отверстия бляхи из тяжелого и холодного металла. – Затем сжимаешь руку и… Уж если ударишь кого-нибудь в челюсть вот этой штуковиной, то мало не покажется… Стой, здесь еще что-то…

В складке вощеной бумаги оказалась записка. Сердце Юли забилось еще сильнее, потому что написана она была уже знакомыми ей красными чернилами.

Текст был прост и загадочен, как и все происходившее этим утром: «30 июля».

– Что такое «30 июля»? Стелла, что же это может означать? Разве можно писать такие дурацкие записки?.. – Юля была готова разреветься от досады на того, кто им все это послал. – Ну что такого может произойти тридцатого июля?

– День рождения вице-мэра нашего города, господина Злобина, – усмехнулась Стелла. – Это все, что я могу сказать… У нас было совещание по этому поводу. Нас проинструктировали, сказали, чтобы мы, заведующие детских садов, приготовили к этому мероприятию концертные номера.

– Зачем? – изумилась Юля. – Кому вы должны показывать эти самые… номера? Имениннику, что ли?

– И вот еще что, – усмехнулась Стелла. – Из этих номеров будет отобран самый лучший. В прошлом году, например, на первом месте оказался как раз наш детский сад: мы поставили детскую оперу «Телефон».

– А кому показывали-то? – не унималась Юля, которая, вместо того чтобы спрятать и кастеты под подушку, теперь сидела и чуть ли не с открытым ртом слушала Стеллу. – Неужели вице-мэру?

– Да, мы были приглашены в мэрию, где в актовом зале проходил концерт, на котором присутствовала вся наша администрация. А в отдельной комнате принимались подарки для Злобина – и чтоб непременно с визитками или открытками.

От нашего сада был подарен ковер ручной работы!

– Какие интересные вещи ты рассказываешь! Но мы, по-моему, отвлеклись… Я так понимаю, Стелла, все это смертоубийственное хозяйство мы должны использовать именно тридцатого июля, тебе так не кажется?

– Трудно сказать… – пожала плечами Стелла. – Я не смогу пользоваться этими штуковинами не только тридцатого, но и вообще… Скажи, ты можешь представить меня с кастетом в руке или с пистолетом? Кошмар какой-то…

– Скажи, а кто твой муж?

– Административный работник – раз, депутат городской думы – два.

Кокорев, разве ты никогда не слышала?

– Кажется, что-то слышала… Точно, я видела в прошлом году листовки с его именем. Как раз перед выборами. У него светлые волосы и такое… благородное лицо?

– У него не светлые, а совершенно седые волосы. Он приятный мужчина, но помешанный на политике и на своей карьере… И, как ни странно, почти всегда добивается своего…

– Он… полный или худой?

– Плотненький. Я бы даже сказала, слишком. А что? Ты его где-то видела?

– А зовут его случайно не Иваном Петровичем?

– Да… Ты с ним знакома?

И Юля, не понимая, зачем она это делает, неожиданно проговорила:

– Ты вот все мучаешься, называешь своего Ивана Петровича порядочным и благородным человеком, а ведь он меня чуть не изнасиловал совсем недавно… у Лоры…

– У Лоры? У какой?

– Ни у какой, – растерялась Юля, чувствуя, что сделала большую глупость, разрушив, быть может, иллюзию семейного счастья и благополучия, которой жила сидящая перед ней молодая женщина.

– Кажется, я знаю, о ком ты говоришь… Она живет на Большой Горной, в новом доме… Такая красивая полноватая женщина, да?

– Почти…

– И ты видела у нее моего мужа? Но ты-то там как оказалась? Это он тебя туда пригласил?

– Нет, я была у Лоры… как у свидетельницы…

– Старый козел! Я, как дура, работаю, везу на своих плечах целый детский сад, а он тратит деньги на шлюху! Ведь могла бы не работать, между прочим, как это делают жены наших общих друзей. Но я же тогда закисну и превращусь в такую же Лору, принимающую у себя любовников. Это не по мне. Да, подружка, расстроила ты меня…

– Если честно, то я хотела, чтобы ты просто не комплексовала по поводу своих отношений с Боксером или с кем бы то ни было…

– А… в этом плане? Да чего уж там… Может, ты и правильно сделала, что рассказала мне все это… А что там про изнасилование-то? Он тебя, что ли, хотел изнасиловать?

– Это я преувеличила, конечно. Просто он пытался ухаживать за мной и был, честно говоря, почти раздет… Я поняла, что он прекрасно знает эту квартиру и ее хозяйку – впрочем, как и всех остальных мужчин, которые находились там. Он чувствовал себя уверенно, как у себя дома… Так что не переживай и живи, как тебе хочется.

– Легко сказать: живи. А как жить-то, когда нас держат неизвестно для каких целей? Сама же говорила про его любовниц, что их находили застреленными… Одна Рыжова чего стоит… Но за что, за что, я не понимаю, нас-то убивать?

– Снимай кастет. Я спрячу все это вот сюда… – Юля сложила кастеты с пистолетом в большой напольный цветочный горшок с искусственной пальмой и прикрыла все это стопкой иллюстрированных журналов, чтобы в случае необходимости можно было легко их достать. – А теперь давай немножко поплаваем в бассейне. Мы не должны терять форму. А вдруг на тридцатое число намечен побег, а мы к тому времени с тобой растолстеем и не сможем уже двигаться без одышки?

– Побег, – мечтательно произнесла Стелла и шумно вздохнула. – Если бы…

Крымов ехал в агентство – было что рассказать Щукиной и Игорю.

Вчера, кроме австрийских туфель и предметов женского туалета и косметики, о которых так спокойно рассказал сам Рогозин, Крымов вместе с Корниловым – тот приехал уже ночью – нашел на антресолях коробку с очень странным содержимым. В бутафорской, оклеенной черной бархатной бумагой обувной коробке, предназначенной, очевидно, для фокусов – поскольку она была с двойным дном, – хранились огромные мужские ботинки, черные, дорогие…