Анатолий Гусев - Сквозь огонь и лёд. Хроника «Ледяного похода»

– Это мерин, – сказал сотник.

– Что ж, обмен любезностями состоялся, – сказал Зимин, – теперь можно и армию догонять.

Добровольческую армию они нагнали только к вечеру в станице Кагальницкая.

«Офицерочки» заняли здание станичной школы.

На вопрос о еде, Софьи ответили, что её не ждали и поэтому всё съели.

– Как, – возмутилась баронесса, – вы надеялись, что меня убьют?

– Ну, что ты Сонечка, как можно? Мы думали, полковник тебя накормит. Петя Тулупов тебя искал.

– С едой?

– Откуда же мы знаем? А, может быть, он хотел тебя в трактир пригласить.

– В станице есть трактир? – окрысилась де Боде.

– Не обижайся, Сонечка, так получилось.

– Ладно, иду искать еду.

Баронесса развернулась и вышла на улицу и пошла по ней, свернула на другую улицу и тут же наткнулась на одинокого петуха, который копался в конском навозе. Де Бодэ осторожно сняла шинель. Петух понял опасность и помчался по улице. Но баронесса всё же догнала его и набросила на него шинель и загребла возмущённого петуха под мышку. Она стала ходить по дворам и спрашивать: «чей петух?», что бы купить его. Правда, покупать петуха было не на что, но можно было попробовать обменять на что-нибудь. Но ей не только не ответили, но, даже и не открыли. Софья подумала, что петух не курица, яиц не несёт и поэтому большого вреда местным казакам не будет, и пошла к школе.

Там она похвасталась добычей:

– Господа прапорщики, куриный суп будите?

– Конечно, будем, Сонечка.

– Так готовьте кастрюлю!

– Так его убить сначала надо. Ощипать и выпотрошить.

– Убить? – на лице баронессе выразилась глубокая растерянность.

– Ну, конечно! Не живым же его в кастрюлю пихать?

– И кто это сделает?

– В крестьянских семьях это делают мужчины. Мы не мужчины и не крестьяне! Ты поймала, ты и голову ему руби.

– И как это делать?– Софья озадаченно посмотрела на петуха.

Петух пригрелся в шинели, молчал, только головой вертел из стороны в сторону.

– Как, как! Топором!

– У нас есть топор?

– Топора нет, но есть нож, большой.

Ей дали нож. Баронесса вертела в руках нож и смотрела на петуха.

– Что-то как-то жалко его убивать, – сказала она.

– Что значить «жалко»? Ты столько людей поубивала, Соня? А петуха ей убить, видите ли, жалко.

– Так людей за дело. А петух-то в чём виноват?

– Тогда отпусти его.

– Тогда я буду голодная.

– Тогда убей! Людей убивала за дело, а петуха убьёшь на дело. Суп из него будет вкусный.

Софья тяжело вздохнула и прицелилась ножом к шее петуха.

– Сонька! Ну, не здесь же! Сейчас кровище будет! Иди на улицу.

Баронесса повиновалась. Попросила подержать нож и петуха, одела шинель и вышла на улицу. Там поняла, что на весу петуха не зарежешь. Надо на чём-то. Нашла чурбан, поставила его на попа и только приложила к торцу голову петуха, как раздался гневный командный голос:

– Отставить, прапорщик! Откуда петух? Купил?

Софья подняла голову и увидела за забором школы Корнилова верхом на буланой лошади в сопровождении свиты.

– Купил?

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – вытянулась в струнку де Боде.

Петух вырвался из её рук, больно клюнул и, пролетев несколько метров, скрылся из виду.

– Даром? – грохотал Корнилов.

– Так точно!

– Приказ мой знаешь?

– Так точно!

– Арестовать мерзавца!– приказал Корнилов. – Завтра судить за мародёрство судом офицерской чести. Александр Александрович, – обратился он к генерал-полковнику Боровскому, – поручаю это вам. Приказ напишу сегодня же. Два дня в станице отдыхаем.

К утру эта весть, что прапорщик де Боде украла петуха и её будут судить разлетелась по всей Добровольческой армии. Боровский поручил полковнику Зимину собрать суд офицерской чести в доме станичного атамана к двум часам дня.

Зимин деятельно взялся за дело, взяв в товарищи, вновь прибывшего сотника Абрамова.

– Как устроился, сотник?

– Да ничего. У Гершельмана.

– Так у него уланы.

– Так точно, уланы. Глазенап с казаками на разведку поехал в Сальские степи к Попову. А у нас с уланами вооружение одинаковое. У них пики и у нас пики.

– Что-то я не заметил у твоих казаков пик.

– Так и у уланов их нет. Но так-то должны быть.

– Должны, да не обязаны. Дай Бог, когда-нибудь будут.

Встретили юнкеров Петровского и Тулупова.

– Нашу баронессу судить собираются, надеюсь, вы господин Петровский не откажетесь поприсутствовать?

– Разумеется, Виктор Витальевич, – ответил Петровский.

– А почему не я? – с обидой спросил Пётр.

– А вы можете быть предвзяты, господин Тулупов. Все же знают про ваши отношения и про сено тоже знают.

– Это затрагивает честь Софии Николаевны, и я вызываю вас на дуэль, господин полковник, – петушиным фальцетом гневно воскликнул Пётр.

– Честь баронессы де Боде это не затрагивает. Все уверенны в её честном имени, да и в вашем благородстве тоже, юнкер.

– Прапорщик.

– А, ну да. Офицер. На дуэль вызвать имеете право, но так, не в обиду, Тулупов, вы хотя бы дворянин?

– Опять эти сословные предрассудки! Мы, князья Тулуповы, Рюриковичи!

– О, прошу пардону, ваше сиятельство. А вы, сотник, дворянин?

– Да, поэтому и здесь. Я из Урюпинской. Мои земляки в большинстве своём за красных. А я как дворянин…

– Понятно. Но мы с вами, Андрей Николаевич, по сравнению с его сиятельством, Петром Афанасьевичем, так, мелкие сошки. Я же тоже из казаков, только вятских. Моему предку первый Романов, царь Михаил Фёдорович жаловал дворянство.

– А моим Елизавета за прусскую компанию.

– Давайте к сути дела, господа, – не выдержал болтовни офицеров Петровский, – Софья Николаевна в беде, а вы родословными хвастаетесь.

– Всё хорошо будет, Денис,– уверил его Зимин. – Ты пойдёшь на суд, а Пётр пусть мучается неизвестностью.

Они пригласили ещё на суд офицерской чести генерала Дубовицкого, интенданта штабс-капитана Мазаровича и подполковника Глебова и все вместе направились к дому станичного атамана, где их ждали генерал-полковник Боровский, провинившийся прапорщик и хозяин петуха, которого с трудом удалось найти. А перед самым домом у Зимина почти оторвался каблук на правом сапоге. Полковник разразился таким отборным матом, вытаскивая из глины сапог, что генерал Дубовицкий, усмехнувшись, сказал:

– Сразу видно – фронтовик.

– Да сапог-то почти новый, ваше превосходительство, ему и двух лет нет, – ругался Зимин.

Накрапывал дождь.

Они вошли в дом и расположились на скамейках у окон, напротив их на табуретки, закутавшись в шинель и надвинув фуражку на глаза, сидел провинившийся прапорщик. У двери переминался с ноги на ногу хозяин петуха.

Генерал-полковник Боровский зачитал приказ командующего армией, развёл руками и сказал: