Сергей Зверев - Стальной узел

Включив фонарик, Логунов снова посмотрел на карту. Сейчас балка закончится. А вон и деревья чернеют на краю, на фоне затихающего заката. Какие слова-то в голову приходят, усмехнулся танкист. Стихи, что ли, писать начать? А ведь и правда закат затихает. Так полыхал сегодня, как огнем горел, а сейчас в ночь спускается. Эх, какая она будет, эта ночь?

– Семен, приготовься, – передал старшина по ТПУ [2] ТПУ (танковое переговорное устройство) – система внутренней связи экипажа танка. Обеспечивает передачу речевых сообщений между членами экипажа и коммутации любого из них на внешнюю связь, а также на связь с командиром возможного пехотного десанта на танке. . – Примерно через две сотни подъем. Жди команды. Экипажу усилить наблюдение по секторам во время подъема.

Как только танк выберется из балки, а сделать это нужно быстро, с первой попытки, без буксовки, перед ним откроется открытое пространство. Самый опасный участок, когда будет виден «Зверобой». После подъема нужно пройти около сотни метров вперед, а там его уже скроет опушка леса. Небольшой мысок. И еще через сотню метров лесная дорога даст возможность скрыться. Но вот тут и возникала опасность. У немцев в этой местности вполне может оказаться опорный пункт. Слева от леса небольшая возвышенность. Просто повышение рельефа на десять метров. Дураком надо быть, чтобы не организовать там огневую точку. Наверняка там есть пулеметно-пушечная огневая точка. Может, бетонный капонир немцы успели залить, может, просто построили дзот.

Логунов хотел приказать Бочкину зарядить пушку осколочно-фугасным снарядом, но в последний момент передумал. Дурак я! Они нас будут видеть минуту, может, чуть больше или меньше. Не успеют сообразить, что это появилось, что едет. А пока сообразят, мы уже скроемся. И если по нам выстрелят орудия, то нельзя отвечать. Пусть думают, что в своих пульнули, пусть думают, что померещилось. А если ответить огнем, то сразу станет понятно, что едет советский танк. Нет, не дам я им такой подсказки! Стрелять будем только тогда, когда вражеский танк появится, когда возникнет угроза, что нас могут подбить.

– Семен, внимание! Видишь справа дерево? От него начинается подъем. Колеи нет, трава под гусеницами.

– Вижу, Вася! – отозвался Бабенко, с натугой передвигая рычаг переключения передачи. – Ну-ка, вытягивай, дружок! Пошел, пошел, пошел!

Ровный гул двигателя стал громче, появилась вибрация корпуса. Дважды почувствовалось, как гусеница проскользнула по камням, танк чуть повело в сторону, но опытный водитель выправил машину, не меняя тяги, и танк по-прежнему продолжал ползти вверх по склону. Логунов прикинул угол, под которым поднималась машина. Уровень наклона пушки не стоит трогать, нужно только развернуть башню чуть влево. Градусов на двадцать. Там возможна цель. Еще немного. Логунов снова высунул голову в люк танка, подставляя лицо сырому сентябрьскому ветру.

Холм слева он увидел сразу, на фоне посеревшего неба. Нечеткая граница, но он ее все же заметил. Там темно и никакого движения. Но это не значит, что в этой тишине не замерли фашисты, наблюдая за местностью, прислушиваясь к странным звукам и лязгам. Танк вынырнул из низинки и «клюнул» стволом пушки, чуть не задев землю. Амортизаторы тут же выпрямили тяжелую машину, и Логунов вцепился руками в край люка. Впереди на еле приметной грунтовой дороге стоял грузовик.

– Не стрелять! – успел выдохнуть старшина. – Бабенко, дави грузовик!

Удар гулом пронесся в недрах танка. Многотонная махина заскрежетала гусеницами, чуть приподнявшись, тут же опустилась, сминая металл, разрывая с треском доски кузова. Логунов опустился в люк, чтобы не поймать случайную пулю. Он успел увидеть, что два немецких солдата склонились над открытым мотором машины. Они не успели отскочить, когда из темноты с лязгом появился танк и вдруг подмял грузовик, разметал по дороге обрывки металла и брезента и опять ушел в ночь.

Логунов снова высунул голову из люка. Здесь, возле самого леса, было намного темнее. Наступала ночь. Старшина прислушался к гулу двигателя, к лязгу гусениц. Кажется, все в норме. Логунов с его опытом вполне мог только по звуку работающего мотора, по характерному лязгу гусениц понять, почувствовать, что где-то в танке назревает проблема, что может случиться поломка или уже что-то не так с боевой машиной.

– Семен, сбавь скорость, – приказал он Бабенко. – Переходи на первую передачу. Сейчас будет поворот на лесную дорогу.

– Пеньки, опасно, – отозвался механик-водитель.

– Лейтенант советовал этот путь. Говорил, просека расчищена прямо перед войной под трелевочные трактора. Не успели там толстые стволы вырасти. Смело можешь подрост давить.

– Ну, если Алексей Иванович сказал, тогда можно, не боясь, идти.

Где-то в глубине души у Логунова шевельнулся червячок ревности. Соколову верят, а я, значит, могу и ошибаться. А у меня опыта побольше, чем у лейтенанта. Что это я, осадил сам себя старшина. Все правильно, и Бабенко Соколову верит, да я и сам со своим опытом ему доверяю больше, чем себе. Все правильно, пусть верят лейтенанту, с такой верой люди без страха в бой идут. Командиру надо верить. А мне надо такую веру в лейтенанта поддерживать в экипаже.

«Зверобой» по большой плавной дуге свернул к просеке. Такой маневр умел проделывать только Бабенко. Не с ревом двигателя на месте на одной гусенице, чтобы с корнем весь дерн содрать, да на катки намотать, да чтобы противник за версту видел, что тут танк разворачивался. Механик-водитель поворачивал очень плавно, работая фрикционами, чуть притормаживая одной гусеницей. Как он видел в темноте, самому Бабенко неизвестно. Но бывший инженер-испытатель умудрился провести танк между двумя толстыми стволами деревьев и плавно уйти на просеку, не оставив за собой здоровенного пролома в осиновом подросте. Как на цыпочках прошел, усмехнулся старшина.

Танк качнулся, останавливаясь. Бабенко размял плечи, несколько раз сжал и разжал пальцы рук, потом стал натягивать на шлемофон ремни с окулярами прибора ночного видения. Логунов разрешил заряжающему и радисту-пулеметчику подремать. Сейчас все равно необходимости в бодрствовании всего экипажа не было. Видимость ограничена, следов техники не видно. Не было здесь немцев. Здесь вообще года два никого не было. Усевшись на край люка, Логунов смотрел вперед по сторонам, иногда подсказывая Бабенко более легкий путь, если впереди вдруг появлялось дерево покрупнее или если он замечал, что росли они гуще. Танк шел неторопливо, мерно шлепая гусеницами, треща подминаемыми стволиками молодых деревьев. Темнота, тишина. Спокойно вроде, но как-то тревожно на душе. Больно уж легко прошли передовую.