Андрей Воронин - Слепой. Метод Нострадамуса

– Сколько? – тихонько спросил Воропаев.

– Долго возится, – ответил старший. – Как бы нас тут не замели.

– Кто? – резонно возразил Воропаев. – Здешние менты? Да они десятый сон видят!

Гурин промолчал, поскольку обсуждать тут было нечего. Его последняя реплика, однако, направила мысли Воропаева в новое русло, и тот осторожно, стараясь не шуметь, вынул из-за пазухи теплый пистолет и положил его на колени, сжимая правой рукой рубчатую пластмассовую рукоятку, а левой – увесистый, гладкий цилиндр глушителя. Если здешние менты действительно спали, им лучше было не просыпаться, а если кому-то из них все-таки не спалось, – держаться подальше от краеведческого музея, поскольку у капитана Воропаева не было никакой охоты брать на душу лишний грех.

– Интересно, – сказал он спустя пару минут, – кто он все-таки такой?

– А я знаю? – лениво откликнулся Гурин. – Какая-то шишка.

Воропаев пренебрежительно фыркнул, очень довольный тем, что напарник перестал корчить из себя большое начальство и поддержал разговор. – Тоже мне, шишка! Бугор на ровном месте… Если он такая важная персона, что мы с тобой должны быть у него на подхвате, какого хрена ему понадобилось лезть в этот сундук с клопами?

Капитан ФСБ Воропаев имел в виду краеведческий музей затерянного на просторах Восточной Сибири поселка Шарово, напротив которого в данный момент стоял их «уазик» с фальшивыми номерными знаками.

– Значит, понадобилось, – сказал Гурин. – Не нашего ума дело. Меньше знаешь – дольше живешь. А вообще, друг мой Василий, в таких вот, как ты выразился, сундуках с клопами порой попадаются оч-чень любопытные экспонаты. Места здесь дикие, неосвоенные, и кто только по ним не шастал! И белые, и красные, и староверы-раскольники, и всякие ссыльные… И все, что характерно, со своим скарбом. В здешних краях, наверное, столько всякой всячины сгинуло, что и представить невозможно. И кое-что, не сомневайся, осело в бабушкиных сундуках, по чердакам да по таким вот музеям. И пылится оно, никому не нужное, и смотрят на него здешние бараны – смотрят и ни черта не понимают…

– Ну, не знаю, – проворчал лишенный не только романтической жилки, но даже и самого элементарного воображения Воропаев. – Что уж тут такого ценного может быть? Золотишко церковное или, скажем, колчаковское? Ну, так золото – оно и в Африке золото, насчет него любой валенок догадается, что оно подороже дерьма стоит.

– Не все золото, что блестит, – ответил Гурин и завозился, устраиваясь поудобнее на скрипучем сиденье. – Вот, к примеру, известно ли тебе, друг Василий, что здесь, в Шарово, еще в восемнадцатом веке отбывал бессрочную ссылку некто Конрад Бюргермайер?

– Это еще кто?

– Серый ты, Василий, как солдатская портянка. Бюргермайер этот был придворным астрологом Петра Первого, понял? Долго был, лет десять. А потом не потрафил чем-то царю-батюшке, тот и сослал его навечно в эту вот дыру. Спасибо еще, что ноздри не вырвал.

– Да, – задумчиво, даже меланхолично, протянул Воропаев, – вот были времена! Ну, и что этот астролог?..

– А хрен его знает, – равнодушно ответил Гурин.

– Тьфу! – с досадой плюнул Воропаев. – А чего ж ты тогда мне мозги пудришь? Астролог, астролог… При чем тут он вообще?

– Да я-то почем знаю? Ни при чем, наверное.

Некоторое время Василий переваривал полученную информацию, после чего пришел к выводу, что она не представляет ровным счетом никакого интереса.

– Эх, ты, – сказал он, – кладезь премудрости! Несешь, сам не знаешь, что…

– Тихо! – перебил его Гурин. – Кажется, выходит.

Повернув голову, Воропаев увидел, как в одном из темных окон краеведческого музея на мгновение блеснул осторожный лучик света. Потом свет погас, негромко стукнула аккуратно прикрытая оконная рама, на фоне беленой кирпичной стены беззвучно промелькнула стремительная тень, а через мгновение задняя дверь «уазика» открылась, и машину слегка качнуло на рессорах.

– Заводи, – послышался сзади негромкий хрипловатый голос. – Валим отсюда.

– На аэродром? – поворачивая ключ зажигания, уточнил Гурин.

– Да, – лаконично ответил человек на заднем сиденье.

Воропаев позавидовал этой лаконичности: сам он в такой ситуации непременно поинтересовался бы, не хочет ли Гурин трястись отсюда через всю Россию до самой Москвы на этом вот отечественном металлоломе. На нем и до аэродрома-то доехать – пытка…

Гурин тронул машину с места. Лишь отъехав на приличное расстояние от музея и сделав несколько поворотов, он включил фары. Человек на заднем сиденье, весь обтянутый черным, как японский ниндзя или боец контртеррористического спецподразделения, содрал с головы трикотажную шапочку-маску с прорезями для глаз и затолкал ее в карман. Лицо у него было скуластое и волевое, как у героя кинобоевика, волосы густые и темные; имени его ни Воропаев, ни Гурин не знали, а кличка у него была странная – Библиотекарь. На библиотекаря этот строго засекреченный тип походил меньше всего на свете; размышляя на эту тему, Воропаев первым делом вспоминал уже ставший хрестоматийным диалог из «Операции „Ы“»: «Почему „Ы“?» – «А чтоб никто не догадался!» Лучшего объяснения странной кличке капитан придумать не сумел, да его, скорее всего, и не существовало: уж кто-кто, а капитан Воропаев точно знал, по какому принципу агентам присваиваются оперативные псевдонимы! С отделом, где служили они с Гуриным, например, долго и плодотворно сотрудничал стукач, который подписывал свои донесения «агент Зина». А был этот агент Зина семипудовым дядечкой с бородищей по грудь, пьяницей, бабником, сквернословом, большим любителем дать кому-нибудь в рыло и, для разнообразия, доктором физико-математических наук…

– Что-то вы долго, – вертя баранку, спокойно заметил Гурин.

– В этом музее черт ногу сломит, – вполне благодушно, что свидетельствовало о превосходном настроении, сообщил Библиотекарь.

Воспользовавшись этим обстоятельством, Воропаев решил немного разговорить загадочного пассажира.

– Нашли, что искали? – спросил он, поворачиваясь к собеседнику.

Библиотекарь посмотрел на него, как на пустое место.

– Борт будет ждать только до четырех ноль-ноль, – сказал он. – Успеем?

Гурин посмотрел на часы.

– По-любому, – с пренебрежительной интонацией профессионального гонщика заявил он. – Хоть ползком, хоть на карачках.

Воропаев хотел суеверно поплевать через левое плечо, но воздержался: как раз там, за его левым плечом, сидел Библиотекарь, которому могло не понравиться, что на него плюют, пусть даже чисто символически.

Свет фар прыгал по разбитой мостовой, из которой лишь кое-где выступали корявые островки древнего, положенного, наверное, еще в полузабытые советские времена асфальта. По сторонам дороги тянулись низкие строения, имевшие заброшенный, нежилой вид и такие грязные, растрескавшиеся и облупленные, словно здесь несколько дней кряду шли кровопролитные бои с применением всех видов стрелкового оружия и даже артиллерии. Кругом на сотни километров простиралось, как в песне, «зеленое море тайги», а тут, в поселке, Воропаев не заметил ни одного деревца – видимо, аборигенам было не до благоустройства. Похоже, им вообще было ни до чего; если их что и интересовало, так это деньги и водка. Было решительно непонятно, откуда в таком месте взялся краеведческий музей и, главное, каким чудом это некоммерческое, убыточное заведение просуществовало до сего дня. Видимо, его создал и до сих пор, выбиваясь из последних сил, волок на своем горбу какой-то чокнутый энтузиаст истории родного края. И можно было не сомневаться, что, когда он, наконец, надорвет себе жилы и откинет копыта, его детище мгновенно загнется и будет забыто всеми, самое большее, через месяц. Так что, если даже Библиотекарь только что умыкнул из музея самое ценное, что там было, вреда культурному наследию здешних обитателей он не нанес никакого – все равно пропадет…