Андрей Воронин - Слепой. Глобальный проект

Заняв позицию между третьим и четвертым этажами, Слепой наблюдал. Вскоре одна за другой стали открываться двери люксов, зазвонили мобильники, послышалась чеченская и русская речь. А вот из четыреста пятого вышли двое, один из которых, моложавый шатен, очень чисто, с московским акцентом объяснял по-русски седобородому мужчине из четыреста седьмого, что проблема не велика. Если неполадку быстро не устранят, он попытается выйти в сеть через свой мобильный телефон. На этой фразе двое крепких парней втянули его за плечи внутрь, седобородый зашел следом.

Как все просто. Не помогли ни поддельные паспорта, ни крашеные волосы. Сейчас выполнить задание было невозможно – засветишься, придется ранить посторонних, насчет которых было ясное распоряжение – не трогать. В течение часа Глеб уберет этого парня, и домой. А теперь на крышу – перерезать связку кабелей, выведенных к вышке сотовой связи, ее он приметил, когда въезжал на территорию «Астории-один». Спокойно, почти лениво, Сиверов дошел до своего номера, убедился, что электронный замок надежно за ним захлопнулся, и вышел на балкон. Вряд ли его сейчас заметят – весь персонал внизу, у двери аппаратной – читают табличку с просьбой не беспокоить. Даже если дверь к Рыжему отопрут или вышибут, быстро разбудить его будет затруднительно. Возможно, что кто-нибудь, кроме Анатолия Семеновича, знает, как исправить поломку. Поэтому надо спешить. Время – оно сейчас главный участник операции.

Роковое виртуальное знакомство могло бы никогда не перерасти в реальное, если бы не умер Рашид-ага. Однажды весенним вечером старик вцепился в рукав Гасана и, прижимая к горлу свободную ладонь, словно бы залаял. Это не было простудой, коклюшем, астмой. Так кашляют сердечники, хватаясь за шею руками, синея, покрываясь потом. Мамед, не знакомый с симптомами инфаркта, ударил беднягу кулаком промеж лопаток и дружески засмеялся. На самом деле он его просто добил. Старый доктор осел на коврик, не успев обуться, всхрапнул, как разозлившийся жеребец, и испустил дух, выдохнув тяжело, шумно и смрадно. Приложив ухо к его груди, проверив пульс на сонной артерии, Гасан понял, что потерял коллегу. Но еще пятнадцать минут он пытался вернуть ушедшую жизнь: делал искусственное дыхание, массаж сердца. Было слышно, как внутри остывающего тела еще бродят потоки жидкостей, пузыри газов. При слишком сильных толчках и сдавливаниях и то, и другое выходило наружу, убеждая реаниматора в том, что его усилия тщетны. Растерянный Мамед, присев на корточки, раскачивался из стороны в сторону и тихонько выл. Он любил и уважал доктора, кроме того, кажется, догадался, чем обернулся его нелепый товарищеский жест. Вспотев и обессилев, Гасан поднял глаза к небу и просто сказал: «Мир праху его».

– Алиф, лам, мим, – добавил Захар.

Солнце давно зашло, поэтому впереди были целые сутки, чтобы предать тело земле. Гасан, всегда принимавший участие в погребении тех, кого не сумел вылечить, на этот раз не стал этого делать. Он просто поднялся и ушел. Дома, в их общей палатке, выпотрошил сумку Рашида, забрал перехваченный медицинскими резинками полиэтиленовый сверток, спрятал на самое дно своего рюкзака. Скорее всего, там фотокарточки, письма. Может быть – бесполезный ордер на квартиру в Грозном или пенсионное удостоверение. Паспорта хранились в командирской палатке, в сейфе. Кроме этого свертка в сумке были чистые рубахи, много аккуратно заштопанных носков и кальсоны, линяло голубые, байковые, старинные, вручную зашитые по шаговому шву, с круглой заплаткой на колене. Ничего из этого старый доктор в лагере не надевал – носил, как все, выданный под расписку «камуфляж», оборачивал ноги портянками. Гасан всегда знал, что старый врач хранит в сумке что-то особенное, очень дорогое, к чему прикасались руки погибшей в Кировском спутницы. Оказывается – заплатанное ее руками исподнее… Ничего лучшего война сохранить не позволила.

Захотелось выпить. Можно было развести спирт, но его оставалось слишком немного, чтобы тратить так бездарно. Не спалось, не курилось, не плакалось. Было страшно – не за себя, за тех мальчишек и мужчин, которых могут привезти в лагерь завтра или послезавтра. Одному не справиться – не хватит его одного на всех. Да и совет нужен, просто возможность обсудить ход лечения… Нужен кто-то в помощь!

Пусть Мамед ищет, заказывает, выкапывает из-под земли. В лагере должен быть настоящий врач, хирург, а не переквалифицировавшийся из лабораторных ученых физиолог.

С этими мыслями он направился к штабу, где тоже не спали. Тело лежало на земле, увернутое в кусок брезента, по которому снизу уже поползли зловонные разводы. Горел костер, но насекомые кружили не столько у огня, сколько над трупом. Совсем близко, в расщелине или в «зеленке», громко и страшно выли лагерные псы. Сколько – двое, трое, пятеро?

– А ведь он любил собак, и они его, – заметил Захар. Он сидел совсем близко к покойному, стараясь не замечать тяжелого запаха. Ильяс, как обычно, расположился неподалеку. Даже в такой момент оба не выпускали из рук оружия, словно ждали команды.

– Воистину, Аллах наш покровитель и лучший защитник, он властен над всем сущим, – Гасан начал разговор издалека, зная, что начальству это понравится.

– Все так, мы принадлежим Аллаху, к Нему и вернемся, – Мамед не мог не понять, что все это – только завязка серьезного разговора.

– Без врача в лагере нельзя. Я и шил и резал, но часто ошибался. Нужен настоящий специалист, клиницист с опытом работы.

– И что ты предлагаешь, объявление в газету дать?

– Мы ведь не одни, пусть руководство поможет. Отправь запрос, Мамед. А пока – пусть пришлют анестетиков, обезболивающих побольше, бинтов, салфеток. И капельниц. Кровь нужна – почти не осталось в холодильнике, катетеры и для внутривенного, и в мочевой пузырь.

– Не бойся, лекарь, ваша со стариком предыдущая заявка принята, завтра-послезавтра все будет, привезут по земле. С ними и сегодняшнюю просьбу передадим. Не паникуй, бери ноутбук, отвлекись, к виртуальным девочкам сходи или кино посмотри. Но сначала новости разузнай, что за последние сутки на планете изменилось. Держи, иди к себе, подключайся и расслабляйся…

Гасан принял из рук Мамеда Тагирова дорогую игрушку, к которой уже несколько дней не притрагивался – не до того было. Пожалуй, Интернет, действительно, лучшее, чем он сейчас сможет себя занять. Новости получал, как обычно, по излюбленным начальством официальным адресам. Текст скопировал в специальную папку, даты и фамилии выделил синим и желтым. Теперь можно связаться с Белой.

В этот раз оба откровенничали – один признался, что час назад потерял друга и коллегу, работать без которого будет невыносимо тяжело. Жизни, хрупкие, мало стоящие жизни солдат, обесценятся совсем, потому что он, Гасан, не имеет ни хороших лекарств, ни надежных коллег.