Борис Бабкин - Хочешь выжить — убей!

— Слушай, Холм, — недовольно сказал Рыбак, — я послал тебя все выяснить, а ты мне «вроде», «слышал», — передразнил он парня. — Так нельзя, надо про такие дела узнавать точно.

— Сидя в столице, — огрызнулся Холм, — учить легко. Там сейчас знаешь как мусора свирепствуют? Да, я еще от одного слышал... — Вспомнив о поучении Рыбака, смущенно замолк на мгновение, а потом сказал:

— Ну, в общем, менты какую-то телку разыскивают. Базарят, что она была там, на озере, где Таракана с Розовой делали. Вот это проверить никак не мог, мусоров знакомых нет. А те, которых знаю, спят и видят, как на меня наручники надевают.

— Понятно, — кивнул Рыбак. — Значит, у ментов какая-то зацепка появится. Конечно, если они эту бабу найдут. А что у них есть, не слышал?

— Нет, но с одной «дальнобойщицей» побазарил. Она мне тоже шепнула, что спрашивают мусора дорожных. Машу ищут.

— Машу? — переспросил Рыбак. Холм молча кивнул. — Ясненько, — усмехнулся Рыбак. Немного подумав, решил:

—Вот что, ты возьми парочку ребятишек и прокатись до Ефремова. И так, между прочим, с дорожными поговори. Может, кто чего слышал про эту Машку? У них такие слухи быстро разносятся. Наверняка уже и где-нибудь в Дагестане базар идет. А уж там, где это случилось, тем более. Было бы хорошо найти ее.

— А на кой она тебе нужна? — удивился Холм.

— Нужна. Ну так как? — взглянул он на Холма. — Прокатишься?

— Командировочные выписывай, — усмехнулся тот, — и покачу. С собой пару ребятишек цепану и...

— Все, — перебил его Рыбак, — деньги сейчас дам.

— Понятно, — кивнул Арсентий. — Значит, убили его. А он ничего передать не хотел? — спросил он. — У него там где-то записная книжка была. Посмотри...

— Думаешь, я тебе за «спасибо» буду говорить? — прервал его раздраженный женский голос. — Мне и так проходу не дают. Мол, твой мужик на мафию работал. Из-за него двое погибли. А ты мне спасибо скажешь, и все? — сердито спросила женщина. — В его книжке я уже кое-что вычитала, милиции наверняка будет интересно. Я успела спрятать блокнот его.

— Сколько ты за этот блокнот хочешь? — сдержанно поинтересовался Арсентий.

— Вот что, — немного помолчав — он слышал ее дыхание, — решила женщина.

— Приезжай. Тогда и поговорим. А так, по телефону, не разговор. И не бойся, никому говорить не буду. Пока не буду. И не вздумай меня убивать, — смеясь, предупредила она побелевшего от злости Арсентия. — Я знаю, кому блокнот отдать.

И если со мной что-нибудь случится, тебя сразу арестуют.

— Мы не договоримся, если ты будешь бояться меня, а я не верить тебе. В общем, так, я приеду послезавтра. И предупреждаю: если со мной что-то случится, ты понимаешь, о чем я, из тебя нарежут много тонких полосок. Договоримся — получишь бабки, разумеется, если блокнот существует.

— Подожди. — Арсентий услышал удаляющиеся шаги. Он уже начал терять терпение, когда женщина заговорила снова:

— Слушаешь?

— Угу.

— "act., — прочитала женщина. — Розова Т. Кешка". Еще? — спросила она.

— И это все? — Арсентий усмехнулся. — Тогда...

— "Разыскивают свидетеля. Часы. «Маше от сестры С.». Все. Больше ничего не скажу, приезжай.

Криво улыбнувшись, он отключил телефон.

— Хреново сиднем сидеть, — недовольно проворчал Астахов и лег на кровать. — Значит, менты на кого-то вышли. Скорее всего Маша — это та баба, которая была в «КамАЗе». О водителе они пока не знают. Таньку могут прижать, и она расколется. Значит... Впрочем, не столько Танька, сколько Кешенька. Этот щенок будет со слезами говорить все, что знает. А знает он не так уж и мало. За иконами раз даже со мной ездил. К Таньке я, наверное, правильно не заходил, иначе бы менты меня впутали. Впрочем, сейчас еще хуже. Вот Губа, сука, обидчивый какой! Это он, падла хренова, наказывают меня за тот наезд, сучонок!

И пропал куда-то, гнида. Парни вроде везде проверили, нет его, козла. И шкуру свою завалил. Прямо у ментов на виду. Лихо работает. Сейчас наверняка пытается выйти на меня. Пожалуй, опаснее врага у меня не было, — усмехнулся Астахов. — Интересно, знает ли он правду о своей невесте? Ведь его тогда почти до суда довели. Он после этого и начал постреливать. Ну ладно, Эдик, посмотрим, на чей хрен муха сядет.

Губа протирал разобранную винтовку. Поднял ствол, приложил к правому глазу. Зажмурив левый, посмотрел на светящееся окно. Поморщившись, отвел ствол.

Он прищелкнул оптический прицел, когда в комнату вошел Дед.

— Слышь, — он хмуро посмотрел на Губу, — парни недовольны. Сидим, говорят, как в камере. Если делать чего, то давай. А так...

— Всему свое время. — Вскинув винтовку. Губа прижал приклад к плечу и навел ствол на Деда. Тот отшатнулся.

— Ты чего? — выдохнул он. — Крыша поехала?

— Дед. — Губа встал и повесил винтовку. — Пусть твои парнишки ходят куда хотят. И делают что пожелают. Но если, — он взглянул на Деда, и тот увидел его как бы прицеливающиеся глаза, — хоть слово обо мне где-то вякнут, ты умрешь первым, понял? — спокойно спросил Губа.

— Как не понять? — усмехнулся в бороду Дед. — У тебя взгляд такой, будто на мушку меня берешь. Вот как давай решим. Я чувствую, что ребята тебе для дела нужны. Ты с квартиры слиняй куда-нибудь, а мы здесь будем. Как, значит, понадобимся — сообщи. Сразу приедем в полной боевой. Парнишки лихие, кровь льют, я бы даже сказал, с удовольствием. За тебя, понятное дело, слышали.

Побаиваются. Работать согласны. Но вот так, — он обвел комнату руками, — сам понимаешь. Дело молодое. Им бы...

— Я сегодня вечером уйду, — перебил его Губа. Он был недоволен тем, что вызвал парней раньше времени, и сейчас особенно жалел об убитых им самим Штыке и Зубастике. — Но помни, что я сказал. — Уложив винтовку в скрипичный футляр, Губа взглянул на Деда.

— За это вообще не волнуйся. Они понимают, что язык лучше на привязи держать. Но вот что. — Дед кашлянул. — У них с финансами хреновато.

— Вот, — достав две тысячи долларов. Губа положил на стол, — надеюсь, на неделю хватит. И еще тебе вот бабки. — Он положил на стол еще тысячу зеленых. — Покрутись по барам и осторожно выясни, где может быть Арсен. Только очень осторожно.

— Так понятное дело, мне пока еще жить не надоело. Всего-то сорок два стукнуло. Я еще и душой, и телом молод.

— Смотри не состарься раньше времени, — улыбнулся Губа.

— Да уж постараюсь, — захохотал Дед.

С бородатым Савелием Дедовым Губа познакомился во время первого ареста по обвинению в убийстве изменившей ему невесты и ее мужа. Дед, так он представлялся, ранее дважды судимый за хранение огнестрельного оружия, был задержан с двумя револьверами и двадцатью патронами к ним, когда хотел продать их на Курском вокзале. Но в этот раз адвокат, которому он пообещал хорошо заплатить, уверял его, что сидеть он не будет. Зацепка была. На изъятых револьверах не было отпечатков его пальцев, и он настаивал на том, что оружие ему подкинули. Оба задержавших его милиционера были совсем молоды и только что надели форму. И разумеется, допустили ошибку, начав обыск вещей задержанного без понятых. Дед вышел через пять дней после Губы и сразу приехал к нему. Губа, с детства занимавшийся стрельбой из винтовки, знал, что он будет делать. Никто не догадывался, чем Губа занимался в Чечне. Он был наемником на той грязной и никому не нужной войне. И оттачивал свое мастерство в стрельбе по людям. Ему это нравилось. Вернувшись домой, он хотел убивать, но не знал, с кого начать. А тут пришел Дед и напомнил ему сказанное им в тюрьме: выйду — буду киллером. И предложил пять тысяч баксов за убийство одного человека. Губа не выслеживал его, не изучал его привычек. К этому он пришел позже. Он просто дождался свою жертву у его гаража. Когда человек заехал в гараж и стал выходить из машины, выстрелом в лоб из пистолета с глушителем Губа убил его. Он не выбрасывал оружие, как это обычно делают профессионалы, и поступал так намеренно. Если будут брать — драться до последнего патрона, а потом застрелиться.