Олег Маркеев - Черная Луна

Если чужое ухо и пропустит упоминание о розыске, то Белову только осталось восхититься виртуозной игрой своего зама.

— Ты теперь у руля, тебе и решать. — Белов сжал бумажный комок в кулаке. — Откуда? — прошептал он одними губами.

— Авдеева мы мало вздрючили, кстати. Помнишь, жена нашла у него путевку на две персоны? — Барышников чуть прищурил настороженные глазки. — Молодой еще, неопытный, секретные бумажки разбрасывает где попало.

— Приложит жизнь мордой об асфальт, сразу поумнеет. — Белов произнес это так, будто решил лично преподать урок.

— Всему свое время, — кивнул Барышников. — Кстати, о времени. — Он бросил взгляд на часы. — О! Иваныч, я бегу.

Вскочил со стула, протянул Белову руку. Тот вцепился в нее и рывком поднялся с топчана. Крепко сжал ладонь Барышникова, потом обхватил за плечи.

— Спасибо, Миша, — прошептал в ухо.

— Ни пуха, ни пера, — ответил Барышников. Отстранился, заглянул в глаза. — Нормальный ты мужик, Игорь. В этом я уверен.

Пошел к двери, взявшись за ручку, оглянулся.

— Знаешь, о чем жалею? — Барышников немного замялся. — Что тебя не послушал и рапорт не написал.

Махнув на прощанье рукой, он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Белов прислушался к его удаляющимся шагам. Достал из кармана бумажный комок. Расправил. На пальцах оставался серый налет. Ксерокс в отделе давно дышал на ладан.

Если решиться и до конца довериться Барышникову, получалось, тот пошел на должностное преступление. Неизвестно, как ему попался на глаза документ, но он снял с него копию и передал Белову.

Белов машинально пробежал глазами строчки. Димка Рожухин докладывал Подседерцеву, что у него есть основания подозревать Белова в причастности к организации теракта. Белов по собственному опыту знал, как подтасовываются факты. Они липнут друг к другу, как сальные карты из старой колоды. Порой раскладываются в такой пасьянс, что дух захватывает. Лишь с опытом приходит умение не поддаться магии случайно сложившейся картинки, как бы притягательна она ни была.

«Получается, меня вербанули чеченцы. Я привлек своего старого агента Лену Хальзину, она вывела на Волошина. Прогноз ЧС плюс мои оперативные знания и опыт, в результате имеем многоходовую операцию. Гениально! — Он прислушался к тишине за дверью. — Хватит мудрить. Через час тебя накачают наркотой и положат в койку до лучших времен. Барышников намекал на всероссийский розыск. Что ж, посмотрим, кто в прятки лучше играет!»

Он бесшумно подошел к окну. Первый этаж, а решеток нет.

Ветер гонял в тупике двора старую газету. Противоположное здание из красного кирпича. Окна начинаются со второго этажа. Под ветхим козырьком низенькая дверь.

Белов выдернул шпингалет, осторожно открыл окно. Затаился. Через двор, цокая каблучками, пробежала девушка, прижимая к груди стопку папок. Исчезла за дверью.

Белов наскоро перекрестился, шагнул на стол, с него на подоконник, выдохнув, рухнул вниз. В три прыжка оказался у двери, рывком распахнул. Переступая за порог в полумрак коридора, бросил взгляд через плечо. Ни распахнутых окон, ни удивленных лиц, прилипших к стеклу, не заметил.

Он попал в чужое управление, но и здесь все еще был своим. В слегка помятом пиджаке, съехавшем на сторону галстуке и с серым от кабинетного сидения лицом, он ничем не выделялся от встреченных в коридоре сослуживцев.

На выходе удалось попасть в стайку сотрудников, резво бегущих по неотложным делам. Прапор на посту едва успевал пробегать глазами по протянутым удостоверениям.

Белов прошмыгнул в тяжелые двери, зажмурился от солнечного света.

«Вход рубль, выход — два», — вспомнил он старую шутку.

Ему удалось выскользнуть бесплатно.

Машиной Белов воспользоваться не решился. Еще утром ее пригнали гаишники, спасибо Барышникову, и оставили на стоянке возле управления. Но вокруг нее уже наверняка толпилась «наружка». Пришлось идти пешком.

Подседерцев развернул кресло, стоило Барышникову войти в кабинет.

— Ну? — Подседерцев прищурил уставшие от яркого солнца глаза, все это время просидел, разглядывая белые облака в небе.

Барышников вытащил из кармана связку ключей.

— Не стой на пороге, Михаил Семенович. — Подседерцев указал на пустующее кресло Белова. — Садись, командуй.

Барышников тяжело засопел, сел в кресло у приставного столика напротив Подседерцева. Бросил на стол связку ключей.

— Приказ об отстранении Белова от руководства уже подписан. Сейчас принесут из секретариата. — Подседерцев ткнул пальцем в насупившегося Барышникова. — Ты и доведешь приказ операм. Как правопреемник.

Барышников кивнул, придвинул к себе пепельницу. Закурил. Невидящим взглядом уставился в окно.

— В виновность Белова я не верю, — выдавил он и глубоко затянулся сигаретой.

— А у нас, чтобы ты знал, виновным признает только суд, — усмехнулся Подседерцев.

— Угу. До него еще дожить надо.

— Где бумага?

— У Белова осталась. — Барышников сосредоточенно разглядывал горящий кончик сигареты. — Между прочим, Димка рапорт под диктовку писал или как?

— Или как. — Подседерцев вместе с креслом отъехал от стола.

— Сучара, — обронил Барышников, стряхнув пепел. — И что это вам дало?

— Ничего, если не считать, что Белов, как мне доложили, уже выскочил через седьмой подъезд. Сейчас кружит, как заяц, в районе Чистых прудов. Что у него там, не знаешь?

Барышников отрицательно покрутил головой.

— Ну и хрен с ним. — Подседерцев пробарабанил по столешнице. — Хватит о нем, давай о тебе. Какие дальнейшие планы?

Барышников раздавил в пепельнице сигарету, поморщившись, сплюнул прилипшую к губе табачинку. Кряхтя, перебрался в кресло Белова, наклонился под стол, стал возиться с чайником.

— Тошно мне что-то. Кофе хочу, — пробурчал он, выставив на стол банку. — Не желаете?

— Слушай, Барышников! — Подседерцев толкнул кресло к столу. — Ты кончай мне тут из себя целку изображать. Оскорбили его в лучших чувствах, понимаешь! А где твои чувства были, когда ты мне на Белова стучал?

— У нас все стучат, — усмехнулся Барышников. — Попробуй без этого. Только я не думал, что пасу особо опасного государственного преступника. Для этого надо обладать фантазией Рожухина. Гнали бы вы его, пока не поздно. Сегодня Белова обосрал, завтра — вас.

Подседерцев только еще больше набычил голову.

— Барышников, ты такого Казарина помнишь?

— Что-то знакомое.

— Был такой опер в конце семидесятых. Белов его знал. Когда его соседа по кабинету арестовали за работу на англичан, Казарин так расчувствовался, что через три дня прямо в кабинете застрелился из табельного пистолета. Записку оставил, что не может себе простить, что прозевал врага. — Подседерцев ткнул пальцем в Барышникова. — А ты для этого слишком толстокожий. И нехрен тут из себя изображать… Вспугнул Белова, спасибо тебе. Вот и сидишь теперь в его кресле.