Олег Маркеев - Черная Луна

— Как думаешь, Виктор Николаевич, они забыли? — спросил Решетников, выбираясь из машины.

Салин вышел первым, стоял на эстакаде перед бывшим СЭВом, прищурившись на Белый дом, на случай очередного путча обнесенного кованым частоколом.

— Только на это и рассчитываю, — ответил Салин, водрузив на нос очки с дымчатыми стеклами. — И на это. — Он похлопал по папке.

Вся операция уместилась на пяти машинописных листках. Остальное — опыт и знания, которые не доверишь бумаге. Информация о том, что в Белом доме затевается что-то серьезное, пришла всего час назад, к самому концу обеда. Перепроверка сигнала, просчет вариантов, определение круга игроков и выработка стратегии заняла сорок минут. Пять минут отнял звонок в банк, остальное ушло на дорогу.

— Знаешь, кого мы сейчас напоминаем? — Решетников пристроился сбоку. Шли в ногу, не торопясь, как знающие цену времени и себе люди.

— Ну?

— Двух старых шулеров, идущих расписать «пульку» с третьим.

— Очень даже может быть, — кивнул Салин. Покосился на Решетникова. Отметил, что тот тоже собран до предела, только прячет это за благодушной ухмылкой.

«Молодец, нашел в себе силы поддержать меня, — подумал Салин. — Он в предстоящем разговоре ведомый, а пикироваться и торговаться придется мне. Только бы получилось!» — Он суеверно зажал большой палец в кулак, но сделал это незаметно, на той руке, что держала папку.

У поста охраны их уже ждали. Молодой человек характерной «партикулярной» наружности, едва они вошли в двери, что-то шепнул охраннику, указав взглядом на Салина с Решетниковым.

Ни пропуска, ни удостоверений у них не спросили, а молодой человек сразу же провел через холл к лифту.

— Встреча по высшему разряду, — прошептал Решетников, входя в кабину. Салин кивнул.

Лифт остановился на нужном этаже. Молодой человек вышел первым, бросил короткую фразу охраннику, сторожившему дубовую дверь. Потянул ее на себя, пропустил гостей вперед.

— Сюда, пожалуйста. — Он указал на отвилок в длинном коридоре.

Это была первая и последняя произнесенная им фраза. Молодой человек незаметно исчез. А Салина с Решетниковым встретила более тяжелая фигура в местной иерархии. Кругленький человечек с блудливыми глазками бюрократического холуя изобразил максимальную радость и преданность. Салин, знакомый с придворным политесом, лишь слегка склонил голову, был уверен, что человечек этот из вечного племени портфеленосцев и двереоткрывателей даже не поставлен в известность, кого он встречает и сопровождает. Но роль свою, согласно амплуа «поди, принеси, пшел вон», играет толково, с душой. Как таких не любить?

Минуя секретаря, сразу прошли в кабинет. Сопровождающий, мелькнув на пороге, отметился перед взором начальника и плотно прикрыл за ними дверь.

— Рад, очень рад. — Хозяин кабинета уже встал из-за стола и шел к ним на встречу, вытянув руку. — Виктор Николаевич. Павел Степанович.

Обменялись рукопожатиями, ненавязчиво, но профессионально цепко осмотрели друг друга. Хозяин был на голову выше их, крупноголовый и абсолютно лысый. Годы, конечно, взяли свое, но по-прежнему крепок, а в глазах ни тени склерозной мути.

— Тебе соседи, Денис Филиппович, не досаждают? — Салин кивнул на широкое окно, за которым открывался вид на Москву-реку и Белый дом.

— Уже привык, — усмехнулся хозяин. По мелькнувшему в его глазах выражению Салин понял — тема предстоящего разговора считана, важность оценена и необходимые меры против прослушивания обеспечены.

— Может, почаевничаем? Честно говоря, даже перекусить не успел. — Денис Филиппович повел их к маленькой дверце в противоположном конце кабинета. — Вы даже не представляете, что с людьми твориться из-за этих выборов. Несут компромат охапками, везут телегами. Если у Руцкого компры тридцать с чем-то чемоданов накопилось, то представляете, сколько этой гадости у серьезных людей? И все, шельмецы, денег хотят!

— Увы, Денис Филиппович, в наше время за идею уже никто не работает, — вздохнул Салин.

— А в нашем возрасте, увы, самый убийственный компромат — состояние здоровья, — с лету подключился Решетников. — Да и тот слишком скоропортящийся товар, чтобы им торговать. Сегодня купил, а завтра, упаси господь, ввиду печальных обстоятельств потеряет всякую ценность.

Сказали они достаточно, чтобы вызвать довольную усмешку Дениса Филипповича. Салин вполне прозрачно намекнул на место работы нынешнего шефа безопасности крупнейшего банка в недалеком советском прошлом, а Решетников ясно дал понять, что мелкой ерундой не занимаются, возраст не позволяет.

— Да уж, в нашем возрасте беречься и беречься надо, друзья мои. — Денис Филиппович ввел их в небольшую уютную комнату.

Продуманный дизайн, все дорого, но неброско. Больше похоже на кабинет парижского адвоката, чем на офис. И уж никаких сравнений с советско-имперским стилем бывших апартаментов Дениса Филипповича на Лубянке.

Но Салин наметанным взглядом сразу же определил, что бережется Денис Филиппович по максимуму. Комната полностью исключала возможность прослушивания «чужими». А запись «для себя» велась непременно. Чего же еще ожидать от бывшего начальника Пятого главка? Уж кто-кто, а шеф идеологической контрразведки знает цену слову, зафиксированному и подшитому в досье.

Расселись в кресла, минут пять степенно потяги—вали чай, постреливали друг в друга взглядами, при этом говорили ни о чем, разминались.

— Интересную тенденцию я подметил, Денис Филиппович. Почитаешь выступления наших разведчиков, так получается, что Первый главк только и делал, что готовил перестройку. — Решетников умело подвел разговор к исходной точке, за которой начиналось игра. — И сплошь у них там светлые головы были, и своими глазами прелести запада видели, и с нашей посконной действительностью верно сравнивали, и зрела, значит, в их душах жажда перемен. Не чекисты, а декабристы и Чаадаевы. Остальные четырнадцать главков, выходит, были укомплектованы сплошь держимордами и душителями свободы, так?

— Чему же удивляться, Павел Степанович. Мы же сами внедрили в общественное сознание это стереотип. «Подвиг разведчика», «Резидент», «Мертвый сезон», Штирлиц, наконец. Интеллектуал, духоборец и эстет. — Денис Филиппович пристроил блюдце на колене, осторожно поднес чашку ко рту, сделал маленький глоток, чтобы обозначить паузу. — А внутренней контрразведке достался образ чекиста образца двадцатых годов. Пролетарское происхождение, несгибаемая воля в борьбе с контрой и крестьянская сметка, противостоящая буржуазной образованности. Для пущей жизненности образа полагалось вздыхать: «Эх, грамоты мне не хватает». Лишь через «ТАСС уполномочен заявить» Семенова удалось двинуть образ Комитета как системы. За кордоном — Соломин, внутри страны — Тихонов. Оба умницы и обаяшки и парой ловят «Трианона». Работа топорная, на скору руку делалось, но все равно не успели. Горбачев нас испугался, открыл архивы, и пошло-поехало. — Денис Филиппович махнул рукой. — И получилось, что, кроме Берии, в КГБ больше никто и не служил.