Олег Маркеев - Цена посвящения: Время Зверя

Максимов замер. Упер нож острием в доску. Ждал, прислушиваясь к себе. За окном ничего не изменилось, та же какофония городских звуков, лишь чуть-чуть приглушенная висящей в воздухе моросью. Или что-то случилось где-то гораздо дальше, или вот-вот произойдет.

«Карина», — сам собой всплыл ответ.

Вслед за этим раздался телефонный звонок. Максимов потянулся за трубкой, но на втором звонке аппарат затих, тут же ожил модем в кабинете.

Максимов подумал немного и вслух сказал:

— Война войной, а завтрак по распорядку.

Частыми ударами дошинковал морковку. Выудил пакетик из кипящей воды, промыл под краном, вспорол, высыпал белые крупинки в фарш. Приготовил смесь, набил ее в шкуру. Полюбовался результатом. Ляжки у бройлера вышли мясистыми и солидными, как у члена Совета Федерации.

Отправив окорочка в духовку, Максимов поставил на огонь турку с кофе.

Воспользовался паузой и получше рассмотрел порез. Ничего серьезного, бытовая травма средней тяжести. Но ходить с повязкой весь день не хотелось.

«Братья-шаманы, выручайте!» — с улыбкой подумал Максимов.

Взял нож, настроился и сосредоточенно стал повторять движения, которыми шинковал морковь. Нож дисциплинированно делал свое дело, точно следуя выверенной траектории, проскакивая мимо свежей, еще кровоточащей заусеницы. Максимов отчетливо представил себе, что так оно и было тогда, несколько минут назад: нож не вырывался из пальцев и не чиркал по коже. Наконец, дождался момента, когда холодок сменил горячую пульсирующую боль в пальце. Он, палец, тоже вспомнил, каким он был до рокового движения, и поверил, что лезвие никогда не входило в его плоть.

Максимов отложил нож, сжал пальцами порез. Постоял, покачиваясь с пятки на носок. Закрыв глаза, постарался максимально точно вспомнить, как выглядел здоровый палец. Получилось довольно легко. Как получается все, чему долго учился и если успел на практике убедиться в пользе приобретенных знаний.

Отнял пальцы от пореза. Стер сукровицу. Лоскуток кожи плотно прилип к нужному месту, не было ни опухоли, ни отечности. Только бледная линия на месте пореза напоминало о ранении. Максимов по опыту знал, через несколько часов исчезнет и она. Без боли и следа. [40] Прием психорегуляции из арсенала гавайских шаманов. Подробнее об уникальных техниках оздоровления и самокоррекции организма можно прочесть в книге Сержа Кахиле Кинга «Городской шаман». Изд. «София», 2002 г.

Из духовки потянуло аппетитным ароматом. Максимов наклонился, сквозь толстое стекло убедился, что «ноги Буша» из полуфабрикатов медленно, но верно, а главное — правильно, превращаются в форменное объедение. Снял с плиты турку с кофе и пошел в кабинет.

Кружка, за монолитность и емкость прозванная «рабочей», стояла на положенном ей месте — на правом углу стола, подальше от ноутбука и большого раскрытого блокнота.

Максимов налил в кружку кофе, сел в кресло и, откинув голову на кожаный подголовник, замер.

Аура в комнате не изменилась, примеси запахов чужого в воздухе не ощущалось, все предметы остались нетронутыми. В противном случае они бы обязательно дали знать хозяину. Как? У долго живущих вместе есть свои секреты и свой немой язык.

Максимов сделал большой глоток кофе и потянулся за трубкой. Набрал номер телефона родного института. В храме науки и хранилище древностей его видели только по большим праздникам, обычно это были радостные дни выплаты зарплаты. А с тех пор как какой-то шустрик организовал перевод копеечных зарплат технических и научных работников на пластиковые карточки, Максимов появлялся под сводами музейного ведомства только по личному вызову директора. Царем и богом в НИИ по-прежнему был дед Максимова, профессор Арсеньев, человек строгих правил и крутого нрава, но в принципе не зловредный. Дурацкой работы только ради поддержания дисциплины ни на кого не навешивал, а к внуку, несмотря на его возраст, продолжал испытывать самые нежные чувства.

— Профессор Арсеньев. Слушаю вас, — пророкотал в трубке прокуренный бас.

— Дед, это я. Докладываю о прибытии. Нахожусь в Москве, у себя.

— Ага! — после секундной паузы произнес Арсеньев. — Что-то ты рано от парижских мамзелей удрал. Или не понравились?

— Не-а. У них теперь мода на экологию. Подмышек не бреют, косметикой не пользуются, носят то, что придет в голову.

В трубке зарокотал камнепад, профессор захохотал.

— Чем занимаешься, бездельник?

— Жарю «ножки Буша» а-ля Аль-Кайда. Рецептом поделиться?

— Не издевайся, я еще не обедал. А ты, сын греха и позора, наверняка только завтракать усаживаешься?

Максимов не стал оправдываться. Ночью было не до сна, домой пришел только в десять утра. Но это никого не касалось.

— Когда насытишь утробу, надеюсь, появится желание поработать?

— Не уверен. Но если надо…

— Желательно.

Профессор Арсеньев жил на свете долго и большую часть жизни обитал в СССР, волны «чисток» и «чисток чистильщиков», череда дел «врагов народа» и разномастных вредителей от шахтеров до врачей включительно научили быть сверхосторожным в словах и сверхинформативным в интонациях.

— Готов, — сразу же собрался Максимов.

Дед выдержал паузу.

— В Доме ученых в шестнадцать часов начнется конференция. Не сочти за труд, отметься от нашей конторы.

— С удовольствием, если на трибуну лезть не надо.

Смех деда снова загрохотал в трубке.

— Извини, друг мой, представил, что ты способен нагородить.

— А что, серьезный сходняк?

— Да как бы помягче сказать… Когда у них начинаются проблемы с экономикой, сразу же бросаются изучать прошлое. Вот сейчас, после дефолта, тот самый клинический случай. Ожидается, что будут опять посмертно осыпать лаврами Поршнева [41] Б.Поршнев (1905–1972) — автор революционной теории этногенеза, читателю рекомендуется его работа «О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии)». ТМ. Мысль.1974 г. и книги Б.Диденко «Хищная власть. Зоопсихология сильных мира сего» и «Цивилизация каннибалов» М.: ПОМАТУР, 1997, развивающие и популяризирующие теорию Поршнева. . Но, так как обещали быть наши казнокрады и ихние спонсоры, может получиться черт знает что. Обнищали жрецы науки, сам знаешь как. За гранты могут и стенка на стенку пойти.

— Ты сам-то будешь?

— М-м. Не уверен, — ответил Арсеньев.

По музеям, хранилищам и спецхранам, где по большей части протекала его работа, вечно сновали крысоглазые «искусствоведы в штатском», заглядывали через плечо, ворошили бумаги на столе, принюхивались и прислушивались. На их языке эта возня называлась «оперативным обеспечением». Бдили и шуршали они добросовестно и яро. Приходилось конспирировать от конспираторов в серых пиджаках, и Арсеньев с чистой совестью позаимствовал у них массу приемчиков и уловок.