Михаил Серегин - Правильный пахан

Димыч продолжал полировать взглядом прелести юной красотки, при этом чувствуя себя оскорбленным до глубины души ее полным невниманием.

«Сучка! Могла бы хоть посмотреть в мою сторону!» – злобно подумал парень.

Недокуренная сигарета полетела в кусты, и Димыч громко кашлянул. Сделал он это, естественно, специально. Проще было бы заговорить с девушкой, но после отповеди ее дяди на пляже парень считал такой ход невозможным для себя. Оскорбительно было бы получить новую нахлобучку, и в Димыче вовсю бурлило оскорбленное мужское самолюбие.

В мечтах ему уже являлись картины того, как девушка сама падает в его объятия вопреки воле того козла с цепочкой на шее.

Катерина, услышав нарочито громкий кашель, скользнула рассеянным взглядом по молодому соседу, снисходительно улыбнулась и скрылась в комнате.

Димыч достал еще одну сигарету и принялся зло чиркать зажигалкой. Прикурив, он нервно сунул зажигалку в карман, при этом не переставая ненавидящим взглядом буравить балкон соседнего дома.

«Кукла чертова! Племянница... Да какая она, к бесу, племянница! – Злые мысли чертиками лихорадочно плясали в его голове. – Наверняка ей этот старый козел столько хрустов отваливает, чтобы она с ним тут загорала! Дядя! Ха! Как же! Разрисован, как индеец на военной тропе! Небось только с нар слез и сразу за девок молоденьких взялся!»

Димыч выкинул вторую недокуренную сигарету и направился в обход дома к веранде. Дядя, стоя у калитки, как раз прощался со своим гостем. До парня, пока он шел по дорожке, донеслось: «Кощуны! Как рука поднялась!..»

«Понятно, наш попик вновь завел свою шарманку!» – мысленно усмехнулся Димыч и принялся подниматься на веранду, равнодушно повернувшись к обоим мужчинам спиной.

Что ответил сосед дяде Тимофею, молодой человек не разобрал. Кажется, судя по интонациям голоса, он его успокаивал.

Димыча слишком занимали собственные мысли, чтобы придавать значение разговорам старших. Он думал о новой соседке.

В своих смелых мечтах он представлял, как она извивается пред ним у шеста, демонстрируя стриптиз. А он, с полным равнодушием следя за ней, только изредка бросает в ее сторону денежную купюру. Понятное дело – на ней изображен американский общественный деятель.

С такими мыслями в голове молодой повеса прошмыгнул в дом и, схватив со стола кусок пирога, прошлепал в свою комнату, жуя на ходу.

Вечером на город наконец опустилась долгожданная прохлада. Прятавшиеся после обеда под крышами своих домов коренные жители и приезжие теперь выходили подышать свежим морским воздухом. Одному отцу Тимофею было не до прогулок – храм Святого Иоанна Златоуста был еще опечатан.

Священник сидел в гостиной, положив голову на руки. Казалось, ему ни до чего нет дела. Даже до той свежести, что дарил природе тихий летний закат.

Ослепительный диск солнца уже почти скрылся за горой, и только на далеких облачках у самого горизонта была едва видна его золотая кайма.

Неожиданно в эту спокойную, уверенную красоту вплелись чарующие, волшебные звуки скрипки. Нежные звуки, казалось, плыли по вечернему воздуху.

Тимофей Петрович подошел к окну и прислушался. Через несколько секунд он увидел и исполнителя, точнее, исполнительницу.

Катерина стояла на балкончике и, закрыв глаза и полностью отключившись от внешнего мира, исполняла «Аве Мария». Священнослужитель, забыв о своих горестях, на время затаил дыхание и зачарованно слушал звуки благословенного инструмента.

Хлопнула входная дверь, и как по команде скрипка умолкла. Отец Тимофей посмотрел на вошедшего.

Димыч только что вернулся от приятелей. Первым делом он сунулся в холодильник и соорудил себе супербутерброд из толстого куска хлеба и ветчины. Молодой организм требовал немалых калорий.

Тимофей Петрович укоризненно посмотрел на племянника, но ничего не сказал.

В это время Катерина опять начала играть, на этот раз увертюру из «Всенощных бдений» Рахманинова.

– Вот наяривает! – едва прожевав кусок бутерброда, выпалил отпрыск московских родителей.

– Что? – вновь заслушавшись музыкой, не расслышал его настоятель церкви.

– Говорю, играет хорошо! – объяснил свою фразу Димыч.

– Да, превосходно, – вздохнув, отозвался хозяин дома.

Димыч видел, как страдает его дядя. Он понимал, что церковь для него – все! Храм Иоанна Златоуста был смыслом жизни батюшки Тимофея. Сам Дмитрий не принимал такого подхода к жизни, считая любую работу просто средством добывания денег. По его глубокому убеждению, только деньги делали человека человеком. К брату своей матери Димыч относился как к слегка помешанному на религии чудаку. Парень не понимал такого образа жизни. Сначала он исподволь попытался выспросить дядю о каких-то скрытых доходах, но тут же наткнулся на откровенное непонимание.

«Неужели дядька такой лох? Быть на таком месте и не подняться по жизни?!» – не раз задавал себе вопросы Димыч.

– А что, дядя Тимофей, – неожиданно заговорил племянник, – этот мужик – сосед наш новый?

– Да, – односложно ответил священник и сам спросил: – А что?

– Да ничего, – как можно равнодушнее отозвался парень. – Просто я подумал, что может он делать в вашем доме?

– Что ты имеешь в виду?!

– Ну так он же бывший уголовник, дядя Тимофей! Я его на пляже видел. У него тело все разрисовано, как у якудзы японского! Живого места нет!

– Дмитрий, – серьезно посмотрел на племянника хозяин дома, – есть заповедь божья: «Не суди, да не судим будешь!» Тебе она хоть о чем-нибудь говорит?

– Да я не о том. Я все понимаю, – гнул свою линию парень. – Просто вчера такое произошло, а тут этот странный сосед! И цепура у него – сейчас в Москве такие все бандюги носят. А церковь вашу, между прочим, не ангелы святые обчистили!

– Не кощунствуй! – гневно прикрикнул на него дядя и, только через некоторое время смягчившись, спокойно высказал свою точку зрения: – Зря ты на Григория Ивановича грешишь, он в бога верует! А такое дело, которое поганцы этой ночью учинили, верующий человек сотворить не мог! Да к тому же Григорий сам на храм жертвовал! Тысячу долларов дал и помочь обещал...

Тут Тимофей Петрович неожиданно осекся, будто сказал лишнего. Но молодой человек тут же уцепился за сказанное.

– Он помочь обещал? Чем он может помочь? – вопрос прозвучал риторически. Димыч спрашивал скорее сам себя, нежели отца Тимофея. – Он же не местный, кого он тут может знать?

– Это тебя не касается, – оборвал его рассуждения священник.

– Если только бабок отстегнет? – не замечая упрека, продолжал рассуждать племянник.

– Бабок ли, дедок – устало вздохнул настоятель церкви, – лишь бы похищенное вернули на место.