Михаил Серегин - Правильный пахан

Будущий батюшка понимал – ничто из сказанного не волнует главного инженера по-настоящему. Над ним тоже есть начальство, которому важно сдать ветку к майским праздникам. Оно, в свою очередь, давит на главного, а тот давит на проходчиков. И никто не собирается считаться с возможностью обвала. Что человеческие жизни по сравнению с великими свершениями?!

Бригадир проходчиков сдался. Не то чтобы он поверил в громкие слова начальника – в них тогда уже мало кто верил из здравомыслящих людей. Просто испугался недосказанных угроз. Того же, чего боялся и сам главный, – партсобрания, возможного снятия с должности...

Потом был обвал. И выжил только один человек из всей бригады – будущий батюшка Тимофей. Всю свою жизнь он отмаливал тогдашний грех малодушия. В последнюю минуту вдруг сам себя обмануть решил: а вдруг пронесет? Пройдут участок, закрепят проход, а потом и не вспомнит никто про тревоги и страхи! Или даже еще лучше – «...герои-проходчики вопреки угрозе обвала, для блага советских людей рискуя жизнью...» Всего этого не получилось. Погибли двенадцать человек. Историю эту, как было принято в то время, экстренно замяли, стройка двинулась дальше. А инженер-геолог Кавелов ушел из мирской жизни и стал со временем отцом Тимофеем...

Сколько раз он задавал себе впоследствии единственный вопрос: а как бы он поступил, предоставь жизнь ему шанс исправить ту страшную ошибку?

«Нет, не ошибка то была! – каверзно нашептывал гнусный равнодушный голос. – Это твоя сущность! Ты весь такой! Когда нужно проявить силу и решительность, ты пасуешь! А из-за этого невинные люди страдают!»

«Все это правда! – признавался себе настоятель храма, стоя перед иконами на коленях. – Ведь первым делом после грабежа ты не о прихожанах думал, а о том, что в епархии скажут!»

«Неправда, – противился робкий голосок. – Если бы о людях не думал, то давно бы все закончилось! Чего проще: подмахнул бумаги, получил ковчег с мощами и иконы назад – и будь что будет! А за проданный пустырь архиепископ еще и поблагодарит!»

«Ты забыл про источник, – опять занялся душой батюшки равнодушный голос. – Ведь знаешь о его будущем при строительстве. Как ты сможешь жить дальше с чувством двойной вины?! Сначала ты своим малодушием погубил людей, теперь ты хочешь погубить чудо божье. Лишить людей веры в чудо! Не это ли главное в твоей вере?! И не исчезновения целебной воды ты боишься, нет! Ты боишься жить дальше с мыслью, что ты заранее знал об этом и не смог правильный выбор сделать! Второй раз в жизни, заметь».

«Кто ты?!!»

Чистый, спокойный голос на сей раз молчал.

– Господи, помоги! – батюшка в страхе зашептал молитву. – Спаси мою душу!

«О своей душе печешься, а о душах вверенной тебе паствы божьей ты подумал?» – вновь вмешался неизвестный.

– Я знаю, что делать, – прошептал одними губами доведенный до исступления настоятель храма. – Радуйся, лукавый...

Не в силах больше глянуть на строгие лики святых образов, батюшка натужно поднялся с колен. Некоторое время он просто стоял и тупо смотрел в угол, словно никак не мог вместить в голове только что принятое решение. Затем быстро, почти бегом, вышел из дома и остановился около сарая. Уставился на дверь, будто впервые видел ее, и вдруг метнулся обратно. Вернулся с фонариком, и уже тогда вошел в сарай.

Задержался там отец Тимофей недолго и вернулся с куском веревки метра два длиной.

Он обессиленно упал в кресло, но тут же вскочил и, подставив табуретку, полез под потолок. Большая люстра висела на крюке – его-то и решил приспособить для своей цели батюшка.

Тимофей Петрович тщательно отмерил необходимую длину и, приготовив петлю, сунул в нее голову.

– Прости, господи! – Перекреститься не поднялась рука. Он знал, что совершает самый страшный грех – непрощаемый грех самоубийства. – Пусть лучше одна душа погибнет...

«Давай-давай!» – чистый голос не оставил его и в последнюю минуту.

«Радуйся, лукавый. К тебе летит моя душа!» – с горечью подумал священник.

Он обвел последний раз в жизни взглядом комнату и, не в силах заставить себя смотреть на знакомые вещи, перевел взгляд в окно. Ему показалось, что там мелькнула здоровенная темная тень.

«Спешит уже, прародитель зла!» – с тоской подумал он и, закрыв глаза, шагнул с табуретки. Петля сомкнулась вокруг его шеи, и здоровое, полное еще жизненных сил тело отца Тимофея забилось в предсмертных конвульсиях...

Катя уснула на заднем сиденье, пока ее дядя со странным калекой, неожиданно оказавшимся его давним знакомым, колесили по городу.

– Как сквозь землю эта баба провалилась! – стукнул кулаками по рулю Комар, останавливаясь на набережной в который раз за последние два часа.

– Дальше гонять смысла нет, – заметил Крытый, доставая сигарету.

Они постояли некоторое время и решили возвращаться назад. Обратная дорога не заняла много времени. Пока Алексей гнал машину к домику священника, Крытый размышлял о создавшемся положении. О себе он почти не думал. Катя, мирно дремавшая на заднем сиденье, ее судьба – вот что занимало его мысли.

«Вахлак старый! У самого вся жизнь наперекосяк, так ты еще племянницу к себе притянул! – с невольной горечью размышлял он о том положении, в котором оказалась молодая скрипачка. – И надо было тебе ее с собой тащить? Знаешь же, что все геморрои, которые только можно придумать, вокруг тебя ходят!»

Постепенно его мысли перекинулись на тех людей, которые устроили ему вместо отдыха такой сюрприз.

«С Засоркиным понятно – хотел к рукам земельку прибрать. Он кружева развел, он за это и получил. Не жалко тварь. Но что это за сучка такая резвая выискалась? Кто такая, откуда?!»

Он спросил об этом у Алексея. Тот немного подумал и ответил, что ничего не слышал раньше о ней.

– Когда я при делах был, – подумав, заметил он, – такой бабенки и в помине в Ялте не было – иначе я бы знал. Ну а сейчас, – он грустно улыбнулся, – какой из меня знаток. Кепка да метла, вот все, что я знаю!

– Ладно, разберемся и с ней, – сквозь зубы процедил Григорий.

Между тем батюшкина «копейка» преодолела последний подъем и подкатила к дому настоятеля храма.

– Свет погасили, – заметил Рублев. – Может, молодой дебил вернулся?!

Комар ничего не ответил, останавливая машину у калитки.

Неожиданно щемящее чувство резануло сердце положенца. Каким-то шестым чувством он вдруг осознал, что стряслась новая беда. Не говоря ни слова, Крытый выскочил из машины и метнулся к калитке. Первым делом заглянув в окно, он сразу же бросился ко входной двери. Григорий не помнил, как пролетел коридор и толкнул прикрытую дверь в гостиную. Горела только лампадка, но и ее света было вполне достаточно, чтобы разглядеть дергающееся в агонии тело священнослужителя.