Михаил Серегин - Святое дело

Его завели за перегородку, он поднял глаза вверх и охнул. Прямо перед ним на стене висел голый по пояс, окровавленный Бача. Руки господина Бачурина были сцеплены наручниками, а цепочка от наручников накинута на вбитый в стену костыль. И висел Бача на этих наручниках, едва доставая до утоптанного земляного пола пальцами ног.

– Давай и этого сюда, – скомандовали из полутемного угла.

Священник вгляделся. У стены сидело и стояло человек шесть разновозрастных парней. Самому младшему лет пятнадцать, самому старшему явно за двадцать пять. Все крепкие, спортивные, по-военному подтянутые и напряженные.

Его провели вперед, бросили животом на землю и, подстраховывая заточкой возле уха, сняли наручники. Отец Василий несказанно удивился.

– Руки вперед! – скомандовали ему, грубо «помогли» свести руки над головой и снова щелкнули браслетами. Теперь он опять был повязан, но на этот раз мог держать руки перед собой.

– Готово. Можно подвешивать, – прокомментировали сбоку, и священник мысленно охнул, понимая, что это временное послабление никаким послаблением на самом деле не было. И будет он теперь висеть на собственных кистях, как Бача, пока на фиг не оторвутся.

Его подтащили к стене, приподняли и ловко подвесили. Отец Василий попытался найти почву под ногами и не смог. Его пробил пот. Простое знание механики подсказывало: удержать полтора центнера на запястьях, по три четверти центнера на каждое... нет, не выдержат руки. Это само по себе уже было пыткой.

– Малыш, доску ему подложи, – распорядился кто-то, кого священник не видел, и через пару секунд отец Василий ощутил, что теперь хоть есть на что опираться. Пусть лишь пальцами ног, как и Бача.

– Сразу взяли? Без проблем? – озабоченно поинтересовались из темноты.

– Как овечку. Даже не пикнул.

– Молодцы.

– А что Бача?

– Бача? – усмехнулись в ответ. – А Бача, считай, труп. Щас Чичер приедет, он ему покажет, где раки зимуют...

– Я не про то. Что-нибудь путное сказал?

– А что он скажет? Ну, сказал, что на острове на дно лег. Там и проваландался все это время.

Отец Василий старательно разглядывал окружающее. Глаза помаленьку привыкали, и он уже видел сколоченный из необработанных досок стол, большую пепельницу в центре, лавку... все просто и даже обыденно. И если бы не подвешенный за руки, истекающий кровью Бача, то можно было подумать, что это беседуют молодые совхозные механизаторы.

«А ведь Бача меня предупреждал! – вспомнил священник. – Говорил, что не дотащить мне его до чекистов, что кончат его... А я не поверил!» Теперь отец Василий остро сожалел, что не смог преодолеть собственного предубеждения и отнестись к словам Бачи с большим доверием.

Глаза священника постепенно совсем привыкли к полутьме, и он уже мог разглядеть все, что его окружало, даже самые мелкие детали. Самый молодой нацепил на глаза сорванную с попа повязку и легко, на время собирал и разбирал пистолет Макарова. Остальные просто сидели молча, изредка подавая реплики тренирующемуся товарищу. Все они явно кого-то ждали. И лишь когда послышался шум двигателя, старший вскочил и стремительно скрылся за перегородкой. Отец Василий непроизвольно напрягся, но старший вернулся один.

– Что, Чичер приехал? – спросил его тот, что сидел на корточках у стены.

Старший отрицательно мотнул головой.

– Здорово, братухи! – вошел новенький. – Короче, Чичер груз получает, велел ждать.

Никто не возражал.

– А это кто у нас? – присмотрелся привыкающими к полутьме глазами новенький. – Ба! Да это Бача! Собственной персоной! Вот радости, блин, полные штаны!

– Прикинь, Малява, перед самыми дверями ФСБ у попа его отняли, – сказали новенькому от стола. – Вот был бы номер, если б он туда попал...

Малява ничего не ответил, а только хмыкнул, прошел мимо священника, и от него остро пахнуло комбикормом. Затем подошел к Бачурину и от души двинул его под ребра.

– Что, сука, допрыгался?!

Бача ойкнул, но промолчал.

– Тебе, козел, зачем бабки давали?! – не унимался Малява и снова двинул Бачурина в живот. – Чтоб куролесил?!

Бача подавленно молчал.

– Твое дело было кадровый отбор произвести! – напомнил предпринимателю Малява. – А не понты колотить! А ты что натворил?! Тебе сказали: стукачка не трогать! Сказали, я спрашиваю?!

– Сказали... – выдохнул Бача.

– Тебе сказали, что Чичер самолично и с ним разберется, и с чекистами разведет?! Ась?! Не слышу!

– Сказали...

– А какого хрена ты этот цирк устроил?! Козлина!

Бачу еще раз, уже напоследок, двинули под ребра, он совершенно задохнулся и начал судорожно ловить ртом воздух. Малява покачал головой, отошел и присел на лавку рядом с собирающим пистолет парнишкой.

– Молодец, Малыш! – сдержанно, но от души похвалил он. – Если такой же в деле будешь, большие дела сделаешь!

– Ага, – кивнул Малыш. – Поскорее бы...

– Ничего, скоро начнем... – ласково потрепал Малыша по загривку Малява. – Эти козлы нам за все ответят! Опустили, бля, страну дальше некуда, и думают, на Руси мужиков настоящих не осталось. А вот хрен вам!

Священник насторожился. Нотки были знакомые, бугровские...

– Ничего-о... – протянул Малява. – Мы им напомним, как нас вся Европа боялась!

– Правда, что ли? – задумчиво спросил Малыш и вставил в «макаров» обойму.

– А ты думал?! – хохотнул Малява. – Мы их всех по очереди отымели: и Германию, и Францию, и Британию, и даже Испанию – везде русские гарнизоны стояли! Тыщу лет стояли! Забыли, суки, как мы ихних баб трахали! Надо напомнить!

– А нам по истории такого не говорили...

– Ясно, что не говорили! – хмыкнул Малява. – Но только ты знай, все от нас пошло. И порох, и деньги, и армейский устав – это все мы первыми придумали! А Европа у нас украла. А историю давным-давно переписывать надо. Целиком. Наизнанку! Чтоб не как им нравится, а как нам, настоящим русичам! Ты понял?

– Понял, – равнодушно кивнул Малыш. – Но первым я все равно физрука замочу.

– Дурак, – серьезно возразил Малява. – Потому что я же тебя первого и шлепну, если против дисциплины пойдешь. Замочишь своего физрука, не боись. Но не первым, а когда скажут. Усек?

Малыш молчаливо принялся разбирать пистолет.

– Усек?! – повысил голос Малява.

– Усек, – нехотя признал Малыш.

– Вот это другое дело... – удовлетворенно хмыкнул Малява. – А если забудешь, что с нарушителями дисциплины бывает, то Бачу вспомни... Лады?

– Лады, – скривился Малыш, но на Бачу взгляд все-таки кинул.

Отец Василий стремительно анализировал. То, что из шести человек армию отслужили только двое, он уже видел. Чувствовал. На Маляве лежал явный отпечаток «незаконченного высшего» и острого комплекса неполноценности, отсюда и страсть к радикальным идеям и теоретизированию. Скорее всего, Маляву и в армию не взяли по... медицинским, скажем так, показаниям. Малыш просто запутался. Еще двое слушали Маляву, открыв рот, но они не опасны. Не слишком опасны...