Михаил Серегин - Доноры за доллары

– Вас ждут – пройдемте за мной, – сказал обладатель головы, низкорослый, широкоплечий человек.

Я поспешил за ним по знакомому уже маршруту – в подвал.

Там было непривычно светло. За одной из дверей раздавались приглушенные голоса. Мой провожатый толкнул ее и пригласил меня войти. Сам же остался за дверью.

В комнате было светло, как в операционной. Вдоль стен стояли мощные холодильники. Я понял, что это – морг. Посередине – стол с широкой мраморной столешницей. На ней лежали два тела, плотно закутанные в простыни. Возле стола Чехов и Пихтин о чем-то оживленно спорили. Увидев меня, они умолкли.

– Привет, Ладыгин! – обрадовался мне Чехов. – За тобой, брат, только смерть посылать! Мы уж думали, без тебя все решать придется.

Чехов повернулся к Пихтину, лицо которого было покрыто красными пятнами – видимо, от волнения.

– Что, Анатолий Александрович, убедил я вас? Не вижу смысла дальше препираться. Вот и наш доктор пришел. Ладыгин, ты с трупами умеешь обращаться? В смысле, резать там, потрошить? Или ты только градусником шуровать обучен?

– Ну, в институте разное бывало... А что, нужно потрошить? – спросил я, приближаясь к столу. – Что здесь?

– Да вот, Анатолий Александрович позвонил сразу, как только привезли... – Чехов кивнул на лежащие тела.

– Новые жертвы? – спросил я, приближаясь.

– Да, по-видимому. Я еще не смотрел, – ответил Юрий Николаевич, обходя стол с той же стороны, что и я. – Мы вас ждали. Так что приступайте, – потребовал Чехов, протягивая мне резиновые перчатки.

Я развернул первую простыню и увидел, что убитой была девушка, молодая и довольно привлекательная. Ее живот был распорот от грудины до паха – его даже не пытались зашить. Тем проще мне было осмотреть внутренние повреждения.

– О-о, – сказал я, раздвигая закоченевшую кожу. – Знакомая картина! Посмотри, Юрий Николаевич.

– Д-да... – протянул Чехов.

– Что характерно, тот же признак: кровь поступила в полость тела из надрезов. Значит, органы изымались при жизни.

– Осмотрите второй труп, хотя, думаю, там то же самое, – сказал Чехов.

И был прав. Девушка так же была разрезана, только у нее отсутствовал несколько другой набор внутренних органов. Сути дела это не меняло.

– Какой-то очень крупный заказ выполнили, – сказал я Чехову.

– Так, сейчас я вызываю машину и забираю трупы к судмедэксперту. Во-первых, необходимо установить личность погибших и найти их родственников...

– Если у них и есть родственники, то далеко, – сказал я Чехову, заворачивая их обратно в простыни.

– Не важно, – махнул рукой тот. – Во-вторых, нужно возбудить уголовное дело, провести экспертизу и выйти на преступников. Кстати, принадлежность простыней так же установима. Вас, Александр Анатольевич, благодарю за помощь. Возможно, вас уже сегодня арестуют. Но у вас есть смягчающие обстоятельства, так что суд будет к вам благосклонен.

Оставив мрачного Пихтина в подвале, мы с помощью того человека, что встречал меня, вытащили тела наверх и стали ждать машину.

Матвеич шел по дороге, громыхая своей тележкой, щурясь навстречу поднявшемуся солнцу. Он только что сбыл хорошую партию самогона в соседней деревне, и теперь ему вполне улыбалось счастье потратить немного лишних денег. Снег вдоль дороги был блестящ и гладок, и, казалось, в округе нет ни души.

Тут внимание Матвеича привлекло большое темное пятно, выделявшееся на фоне снежного покрова. Матвеич подумал сперва, что это что-то слетело с грузовика, который так лихо промчался ему навстречу. Подойдя поближе, Матвеич понял, что это не что иное, как лежащий на снегу лицом вниз человек.

– Вот это надрался с утра пораньше! Ишь, лежит! Пойду-ка потормошу – замерзнет ведь человек, сгинет, – пробормотал себе под нос дед.

Он оставил тележку на обочине и полез через сугробы в овраг. Присев на корточки и заглянув в лицо лежащему, Матвеич с ужасом узнал в нем своего жильца, Митьку. Он не был пьян, а под голову его натекла порядочная лужа крови, осадив снег. В эту темную яму медленно проваливалась Димина голова.

Матвеич заголосил и кинулся обратно на дорогу, смешно вскидывая колени, и стал отчаянно махать проезжавшим мимо немногочисленным автомобилям. К его радости, это ему делать пришлось недолго. Водитель «жигуленка» напряженно выслушал захлебывающуюся речь деда, быстро вылез из кабины и пошел за ним через снег. Вдвоем они смогли поднять Диму, тело которого чем-то неуловимо походило на поломанную куклу. Дед причитал и крестился, умоляя водителя быть осторожнее. Положив Диму на заднее сиденье, водитель помчался быстро, как он только мог. Матвеич держал голову парня на коленях и приговаривал: «Ничего, касатик, выберешься».

Захлопнув дверь за Людмилой, Кирилл обессиленно опустился на пол. За этой дверью осталось все: его будущее, его любовь, его... жадность.

Он вскочил и стал бегать по квартире, словно ища угол, в котором может спрятаться от преследовавших его мыслей. Наконец остановился как вкопанный. Его худшие опасения оправдались. Он всегда подозревал, что сказки про «аукнется-откликнется» – вовсе не сказки. Он лишился большего, чем приобрел. А виноват во всем, во всех делах, которые закончились катастрофически, был один и тот же человек, и этот человек – Головлев.

Обезумев, Кирилл подскочил к стене с коллекцией холодного оружия, которая досталась ему от покойного деда. Схватил первый попавшийся кортик и спрятал его в карман. Посмотрел на часы – было еще не поздно. Злорадно улыбнулся и вышел из квартиры. К счастью, он точно знал адрес Головлева: как-то раз тот приглашал всю хирургию на свой день рождения, хвастаясь тем, как он хорошо устроился.

По дороге Кирилла то и дело охватывала паника – он никак не мог спокойно вести себя при людях в милицейской форме. На одной из станций метро вдруг понял, что, в общем-то, едет убивать человека. Это почему-то его ужасно развеселило.

Выйдя на нужной остановке, Кирилл быстро зашагал в сторону новостроек. Там, в одном из домов, обитал ненавистный Головлев. Он прибавил шагу и увидел, что нагоняет какую-то женщину. Кирилл узнал знакомую шубку и вертлявую походку – впереди шла Людмила. Она держалась за лицо и тоже куда-то очень спешила.

Кирилл похолодел и сбавил темп, боясь, как бы она не оглянулась на шаги. Было ясно, что Людмила торопится по тому же адресу, что и он.

«Проститутки кусок!» – застонал Кирилл. Первым его желанием было догнать ее и прибить, как бешеную собаку: никогда раньше он не испытывал к ней столь сильной ненависти, как сейчас. Его удержало то, что улицы были еще достаточно людными.

Так, гуськом, они дошли до заветного дома. Людмила набрала код и прошла в подъезд. Кирилл отошел в тень дерева и остался во дворе. Он напряженно смотрел на освещенное окно на третьем этаже, которое не было зашторено. Как в китайском театре теней, он наблюдал за разыгравшейся на его глазах пантомимой, мрачнея и зверея еще больше.