Сергей Зверев - Один среди «тигров»

Когда люди расступились, в отблесках адова огня, пожиравшего церковь, остался лежать отец Иннокентий, упрямо выставивший вверх кадык и черную как смоль бороду. Из виска струилась яркая кровь и стекала на камни и песок. И там, смешиваясь с грязью, становилась темной.

Сеня Бабенко смотрел на убитого, на его кровь, на то, как она менялась, пока мать за руку не утащила его домой. А вечером скрипнула дверь, в горнице раздалось шушуканье. Сеня отодвинул занавеску и увидел Оксану, младшую сестру отца Иннокентия, молодую двадцативосьмилетнюю женщину. Оксана закрывала ладонями лицо и трясла головой. Платок сполз с ее головы на плечи, волосы были растрепаны.

– Ничего, дитятко, – шептала мать, прижимая к себе Оксану. – Время такое, страшное. Никуда не уходи, живи тут. Не дам я тебя в обиду. Все перемелется – мука будет. Жить надо все равно, даже после такого. Оставайся у меня, прокормимся.

Алексей стоял на броне танка и смотрел на горизонт впереди. Там, за полем, за лесом, – вражеские позиции. Но там еще и земля его Родины, которую помял, затоптал сапожищами ненавистный враг. И этот враг еще силен, он еще тужится сломить сопротивление Красной Армии. Но лейтенант Соколов уже понял, что бить фашистов он умеет. И что вся армия, весь народ не склонили головы, не бежали, а достойно приняли удар в 41-м. И теперь близок момент, когда враг будет сокрушен. «Погоним, прогоним», – шептал Алексей.

– По машинам! – раздавались неподалеку голоса командиров взводов.

Экипажи занимали свои места. Рядом в танковом окопе «Зверобоя» угрюмый Бабенко обходил свою машину, осматривая катки и гусеницы. Что он мог рассмотреть в темноте, непонятно. И вообще какой-то Семен Михайлович не такой в последнее время. Омаев с Колей Бочкиным чему-то посмеиваются, поправляют маскировочную сеть над башней. Логунов подошел к командиру и встал рядом, поглядев на нейтральную полосу.

– Ну что, сегодня многое решится?

– Многое, если не все, – согласился Соколов.

– А ведь я замечаю, что фриц в последнее время не такой. Выдохся он. Ты заметил, командир, что и возраст поменялся в вермахте? Раньше какого возраста был средний солдат у них? Двадцать пять – тридцать лет. Матерые, Европу прошли. Наглые, самодовольные. А теперь у них полно пацанов по восемнадцать лет и мужчин старше сорока. Что это значит? Не надо быть великим стратегом, чтобы понять: у них ресурсов не хватает, и людских в том числе.

– Просчитались они, – согласился Соколов. – Уверены были, что мы лапки поднимем уже через два месяца. Ни техники у них не было, рассчитанной на войну в зимних условиях, ни одежды, ни нефти для производства горючего. А его надо очень много для такой войны. И запала у них уже нет. Ты помнишь того гауптмана, которого мы по пути сюда взяли в плен? В сорок первом они грозились сбрить всех под корень, чтобы и следа от советского народа не осталось. А теперь жизнь вымаливают, навоевались. Думали, мы слабые, с нами будет легко справиться, как с Францией и Польшей.

Лейтенант Соколов и старшина Логунов о многом догадывались, просто опираясь на свой опыт и наблюдательность – второй год все-таки на передовой, в самой гуще боев. Догадывались, хотя и не знали, что многие немецкие генералы были против проведения операции «Цитадель». Не было у групп армий «Центр» и «Юг» достаточных сил для такой масштабной операции. Не было превосходства ни в людях, ни в артиллерии, ни в танках, ни в авиации. Были подозрения, что произошла утечка информации, и советское руководство уже осведомлено о планах Германии на этом участке фронта… Но бойцы не знали и о том, что фюрер настаивал на этой операции, не слушая своих генералов и фельдмаршалов. Гитлер чувствовал, что упускает инициативу, что наступает крах, и пытался всеми силами отсрочить свой конец. Гитлер не знал, не хотел знать и верить в то, что после нового поражения его армия уже не оправится. Фанатичная вера в собственный гений снова подвела фюрера. И сегодня, 5 июля, первыми разорвут ночную тишину отнюдь не немецкие орудия.

В 2 часа 20 минут ночное небо взорвалось огнем, всполохи осветили низкие облака – с закрытых позиций начала бить тяжелая гаубичная артиллерия. От грохота сразу у всех заложило уши. А потом торжествующе взвыли «Катюши», и небо прочертили дымные следы сотен реактивных снарядов. Для врага это было ошеломляюще. Советская артиллерия нанесла свой удар всего за десять минут до немецкой артподготовки. Ударили и по артиллерийским позициям, и по штабам, и по колоннам, развернувшимся для наступления. Атака была страшна своей неожиданностью.

Алексей стоял на башне своего танка и с восторгом смотрел на разгорающееся зарево на западе. Там снаряды крушили и уничтожали врага, неся ему смерть и ужас. И было в этом ощущении некое упоение. Злость и радость смешались, заставив душу ликовать, а кровь – кипеть от желания самому кинуться в бой.

А потом повисла тишина. И все, кто был не на передовых позициях, замерли в ожидании. Что же будет дальше? Враг сокрушен? Последует приказ идти в атаку самим? Но каждый командир и красноармеец понимал, что удар, каким бы сильным он ни был, не сможет уничтожить всех врагов. Бой неизбежен. Но каким он будет? Какой урон нанесет фашистам?

Небо разгоралось утренним светом и расплывалось тишиной. Алексею показалось странным, что еще не запели первые птицы. Даже в траве не шуршала мышь и не бегали юркие ящерки. Алексей не отдавал себе отчета, что еще рано для птиц, просто мозг в данную минуту не выносил тишины. Это была страшная тишина в ожидании смерти – большой смерти, смерти тысяч людей. И эта тишина висела в воздухе, выматывая, заставляя нервы напрягаться до предела. Соколов посмотрел на наручные часы – стрелки показывали 4.35 утра.

И тут случилось неожиданное. Воздух снова разорвал грохот выстрелов сотен орудий, по небу с торжествующим ревом понеслись реактивные снаряды «Катюш». Снова огонь и смерть обрушились на головы фашистов. Советская артиллерия нанесла второй удар по немецким войскам.

Алексей надеялся, что немцы не станут атаковать после таких ударов, но атака все же началась, запоздав, как выяснилось позднее, на два с половиной часа. Силы у фашистов еще имелись. Глупо было надеяться, что справиться с врагом будет легко.

Когда немцы начали свою артподготовку, Соколов поспешно забрался в башню «Зверобоя». Земля дрожала и стонала от разрывов. То и дело по броне стучали отлетавшие комья земли и камни, отброшенные взрывами вражеских снарядов. Алексей приник к перископу. Скоро враг пойдет в атаку. «Куда будет нанесен наиболее сильный удар? Все ли я предусмотрел? – думал молодой лейтенант. – Но система обороны полностью продумана, а в атаке от меня и моих танкистов просто требуются мужество, меткость и храбрость. Вот и все. Ничего не изменить. Теперь только сражаться».