Михаил Серегин - Алмазы Якутии

– Это он, – толкнул он под локоть сына. – Только не смотри так, – зашипел он, – заметят.

Пашка повернул голову, продолжая коситься на Егора. «Парень как парень, ничего особенного, – подумал он, – как ему удалось столько времени провести в тайге?»

Егор заметил внимание к своей персоне. С того самого момента, как его схватили у болота, лихорадочно соображал, как ему выбраться на свободу. «Эти двое, – покосился он на Яковенко – отца и сына, – явно не местные. Сидят особняком, одеты если и не совсем по-городскому, то и не в рваные тулупы и телогрейки. Возможно, охотники. Скорее всего, это их "Нива" стоит рядом со столовой».

Мысли Егора прервали возвратившиеся от стойки Карагодин с Владиком. Начали выставлять на стол с подносов тарелки со жратвой, хлеб, нарезанный грубыми ломтями. Эдик к тому времени вскрыл несколько банок консервов.

– Что за параша! – Карагодин брезгливо рассматривал еду, неаппетитно разложенную по тарелкам.

– Иди бери жрачку, – Владик кивнул пилоту, чтобы тот сам себя обслуживал.

Пилот поднялся и без особого энтузиазма поплелся к раздаче.

Карагодин более-менее успокоился. После перипетий последних нескольких дней, кажется, все сложилось как нельзя лучше. Часа через три-четыре прибудет машина из города, и тогда эпопея с полярником закончится. Вернее, закончится один из ее этапов. Но главное было сделано – Родионов у него в руках. Теперь полярник никуда не денется.

Николай Павлович позволил себе несколько расслабиться. Он пару раз выпил со своими подручными, предпочитая закусывать консервами, а не столовской едой. Парни налегали на водку. А что еще делать? Оставалось только дождаться машины… Через час за окнами совершенно стемнело. Столовая почти совсем опустела. Оставались только двое у окна. Кассирша уже начала с тоской поглядывать на заезжих. Пора было закрываться.

– Мы посидим еще пару часиков, – Карагодин порылся в бумажнике и сунул ей две сторублевки.

Та быстренько отправила деньги в карман передника и удалилась, теперь уже с равнодушным видом. Проходя мимо стола, за которым сидели Яковенко, она покосилась и на них, видимо, тоже ожидая подачки. Но Вилен Михайлович решил по-другому.

– Мы уже уходим.

Выйдя на свежий воздух, Вилен Михайлович вздохнул полной грудью и направился к машине.

– Чего-то задумал? – Пашка не отставал от него.

– Посмотрим, – Вилен Михайлович отпер машину и запустил двигатель.

Потом снова выбрался на улицу и, обогнув машину, открыл заднюю дверцу. Внимательно поглядев по сторонам, достал «зауэр», завернутый в холщовую тряпицу. Несколько раз взвел и спустил курки, затем вставил патроны.

Снова завернув «зауэр», Вилен Михайлович положил ружье на поклажу, которой было забито заднее отделение «Нивы», и высыпал оставшиеся в коробке патроны в карман тулупа.

– Садись в машину, – приказал Вилен Михайлович Пашке.

С того самого момента, когда Яковенко-старший увидел Родионова, алкогольные пары мухой выветрились из его головы. Она стала ясной, как зимнее якутское утро. Увидев, что озадаченный Пашка забирается на переднее сиденье, он покачал головой:

– Назад садись.

Пашка ничего не понял, но устроился сзади. Вилен Михайлович закрыл заднюю дверцу и сел за руль, положив «зауэр» себе под ноги.

Егор сидел на своем месте в углу, глядел, как постепенно напивается команда Карагодина. Ему выпить никто не предлагал, хотя Владик с пилотом еще раз ходили к вертолету за спиртным. Покупать местную водку Карагодин категорически отказался. Сам он почти не пил, чувствуя на себе ответственность за Родионова. И все же он расслабился. Откинувшись на стуле, он выудил откуда-то из-за пазухи толстенную сигару и долго ее раскуривал.

Остальные сидели с раскрасневшимися физиономиями. Поговорив немного «за жизнь», Владик с Эдиком задремали на своих стульях, склонив головы на грудь. Белый ворочался, то и дело трогая рану на ноге, которая стала все больше о себе напоминать.

Егор шевельнул руками, пробуя, сможет ли он незаметно дотянуться до бокового кармашка на штанах, в котором лежал нож. Как ни странно, его даже не обыскали. В улусе, когда его втолкнули в избу Куырсэн, Карагодин тут же начал его пытать, а когда его схватили у болота, братья тоже этим не озаботились, а просто скрутили ему руки. Потом же этим заниматься было попросту некогда. Так что все патроны, которые ему отдала Куырсэн, оставались в карманах куртки, а нож продолжал покоиться в боковом кармашке штанов, около ко-лена.

Руки Егора были скручены впереди и прикрыты шарфом, и это оказалось кстати.

Он потянулся к кармашку, и ему почти сразу удалось его расстегнуть. Покосившись на Карагодина, Егор понял, что тот на него не смотрит, продолжая дымить сигарой. Средним и указательным пальцами Егор нащупал нож и принялся тянуть его наружу. Когда тот наполовину вылез из кармашка, он перехватил его всей ладонью и медленно начал двигать руки, чтобы положить их между ног. Его глаза постоянно следили за присутствующими. Белый снова наклонился, чтобы погладить рану на ноге, и Родионов замер, боясь выдать себя неосторожным движением.

Наконец нож оказался у него в ладони, лезвием кверху. Осталось только раскрыть его. Но сделать это со связанными запястьями было не так-то просто. Он уцепил лезвие за бороздку ногтем и потянул вверх. Шарф, накинутый на кисти, начал вдруг сползать на пол. Егор сжал колени, чтобы остановить это скольжение. Слава богу, получилось! Родионов слегка смежил веки, притворяясь, что тоже задремал, и снова потянул лезвие вверх. Оно открылось до половины, но дальше мешал шнур, стягивающий запястья. Он понял, что нужно развернуть нож на сто восемьдесят градусов, тогда лезвие будет открываться на себя.

Он даже вспотел, занимаясь такой, казалось бы, несложной работой. Теперь нож снова надо закрыть, иначе развернуть его не удастся. Он подставил один палец под лезвие, чтобы оно не щелкнуло, увлекаемое мощной пружиной. Вскоре эта операция была завершена. И пришлось начинать сначала. Но теперь он был уверен, у него получится. Пальцы слушались плохо: кровь к кистям почти не поступала, поэтому каждое движение давалось ценой огромных усилий. И все-таки ему удалось! Лезвие оказалось открытым и было направлено прямо ему в живот.

Напрягая руки, чтобы еще больше натянуть стягивающий запястья шнур, Егор стал водить лезвием взад-вперед. «Погоди, не торопись», – успокаивал он сам себя. Действительно, необходимо взять тайм-аут. Он вздохнул, продолжая сжимать нож вспотевшей ладонью. Просидев так минуты две, снова принялся за дело. Самое главное, чтобы никто ничего не заподозрил. Иначе все пропало. Нельзя показать, что ты двигаешь руками. Это было самое трудное.