Михаил Серегин - Размороженная зона

Старика звали Вячеслав Сестринский, но куда больше он был известен как Батя, теневой хозяин всего Колымского края, имеющий право карать и миловать кого угодно прямо с этой зоны, куда он несколько месяцев назад попал своим хотением – нужно было разрулить кое-какие косяки и навести здесь порядок. Все приближенные тогда советовали Бате послать кого-нибудь другого, не ходить самому – все-таки возраст есть возраст, а зона есть зона. Но смотрящий решил иначе. Он считал, что правильный блатной не должен перекладывать свои дела на других, особенно в такое время, как сейчас, когда людей, живущих по понятиям, становится все меньше. Все косяки он тогда разрулил за неделю, и после этого на зоне воцарились покой и порядок.

Вплоть до сегодняшнего дня.

Сейчас Батя молча стоял в шеренге, сохраняя полное спокойствие на лице. Но до его ушей уже доносился нарастающий недовольный ропот и перешептывания.

– На фиг нам надо «красную» зону. Лучше уж на «черной» жить…

– Точно. И беспредела нет, даже «петухов» просто так не трогают… – эти слова донеслись до смотрящего справа, со стороны, где стояли не блатные, а обычные «мужики» и «шерстяные». Батя едва заметно кивнул. Он знал, что слова Васильева не вызовут энтузиазма даже у них, не говоря уже о правильных блатарях.

– Молчать! – снова раздался громкий окрик конвоира. – Всем молчать! – Он шагнул вправо и врезал одному из зэков кулаком под дых.

– Сука… – раздалось из задних рядов.

– Кто сказал?! – Конвоир злобно оскалился, выискивая взглядом смельчака.

– Отставить! – раздался у него за спиной начальственный окрик.

– Есть! – мгновенно отозвался конвоир и шагнул в сторону, устремив преданный взгляд на подошедшего сзади Васильева.

– Не нужно торопиться, – спокойно сказал начальник лагеря. – Законопослушных мы трогать не будем, а остальных успеем еще. Никуда они от нас не денутся.

Он резко развернулся на каблуках и неторопливо пошел вдоль строя заключенных, заложив руки за спину. Со стороны Васильев очень напоминал эсэсовца в Освенциме – такая же сытая довольная рожа на фоне шеренги полуголодных зэков, такие же хозяйские замашки. Снег слегка поскрипывал у него под ногами, здесь этот звук казался неуместным, лишним.

– Есть ли среди вас так называемые блатные? – громко спросил Васильев, останавливаясь напротив центра шеренги, как раз там, где и стояли самые авторитетные блатари зоны, которых он, разумеется, всех знал пофамильно. Вопрос был чистой формальностью.

Из шеренги немедленно вышел здоровенный плечистый парень с густо татуированными руками и волевым лицом. Он возвышался над низеньким начальником лагеря больше чем на голову и смотрел прямо ему в глаза, сверху вниз.

– Ну, я блатной, – громко и с подчеркнутым вызовом сказал он, зло оскалившись. – Что сделаешь, гражданин начальник?

Зэки затихли. Все они, от последнего «петуха» до блатных, прекрасно понимали, что если сейчас Васильев не сумеет достойно ответить на этот вызов, то и все нововведения останутся пустой формальностью. На самом деле зона как была «черной», так «черной» и останется, а вышедший из строя Казак, один из помощников смотрящего, станет героем «черной» масти. Но Васильев был готов. Он подчеркнуто неторопливо опустил руку в карман полушубка и вытащил оттуда красную повязку. Потом поднял руку, подавая сигнал. Тут же со стороны башенки ДПНК к нему подошел один из офицеров, несущий в руках грабли. Васильев взял их у него и шагнул к зэку, протягивая ему повязку.

– Был блатным, а станешь примерным заключенным, – сказал он с недоброй ухмылкой. – Надевай повязку, бери грабли и иди разравнивай контрольно-следовую полосу на предзоннике.

Такого Казак явно не ожидал. Можно было предположить, что его попытаются просто заставить работать, такое иногда бывало. Но разравнивать КСП – ничего оскорбительнее для блатного придумать нельзя! В глазах зэка сверкнула ярость, он подался вперед, но стоявшие за спиной начальника лагеря охранники прикрыли «хозяина», а два других вертухая сделали по шагу вперед. Добраться до Васильева ему не дали бы.

– Так что, наденешь повязку?

– Воздержусь, – ответил Казак, с трудом усмиряя гнев. Он понимал, что сейчас, проявляя его, он только потешит Васильева, а значит, нужно говорить спокойно. – Я, гражданин начальник, родился, чтобы воровать.

– Уверен?

– Уверен. Пусть тебе КСП «суки» разравнивают, а я правильный блатной. Я буду жить как жил, как наш закон велит.

Васильев не ответил. Он повернулся в сторону здания лагерного штаба и кивнул. Тут же от штаба отделились четыре фигуры в зэковских телогрейках. Они направились к шеренге, и зэки мгновенно узнали их. «Суки". Активисты. Самые верные шестерки администрации из числа заключенных. Именно они делали для "хозяина" и для "кума" все самые грязные дела, которые охранникам поручать не стоило. Четверка приближалась к вышедшему из строя зэку. Они были больше похожи не на людей, а на человекообразных обезьян, лица «сук" были такого гнусного вида, что их трудно было назвать лицами – звериные морды, да и только.

– Никому не шевелиться! – громко крикнул Васильев. – Имейте в виду, охрана на вышках проинструктирована, если кто дернется, стрелять будут без предупреждения.

Он повернулся к четверке активистов и снова кивнул.

Все четверо одновременно бросились на непокорного зэка. Первого он встретил мощным встречным ударом в челюсть, активист отлетел назад и упал на снег, но в этот момент второй и третий повисли у блатного на плечах, а четвертый, здоровенный бритый детина со скошенным лбом и выступающими надбровными дугами, сильно ударил его в солнечное сплетение. Зэк согнулся, державший его справа подсек ему ноги, и он повалился лицом вперед. Но упасть до кон-ца ему не дали. «Суки» сноровисто схватили его под руки и поставили на колени. Двое держали его сзади – каждый двумя руками изо всех сил заламывал одну руку блатного за спину, а ногой упирался ему в сгиб колена. Третий, самый здоровый, навалился Казаку сверху на плечи, не давая дернуться.

– Давай, Чалый! – хрипло скомандовал здоровяк, обращаясь к четвертому активисту, отброшенному ударом кулака, но уже успевшему подняться с земли. Тот рукавом вытер кровь с подбородка и шагнул к зэку. Встав перед ним, он расстегнул ширинку и вытащил член. Казак яростно захрипел, дернулся, но державшие его знали свое дело, пошевелиться он не мог. Понимая, что с ним собираются сделать, блатной нагнул голову и что было сил уперся в грудь подбородком, но стоявший сзади активист схватил его за волосы и насильно поднял голову. Четвертый из «сук» шагнул вперед и мазнул зэка членом по губам.

Казак взревел, как раненый медведь, и рванулся так, что даже опытные в таких делах «суки» едва удержали его. Но было поздно – он уже был «законтачен«, и все это видели.