Михаил Серегин - Крестом и стволом

– Так он тебя и послушал! – зло откликнулся, поднимаясь с цементного пола, взъерошенный Коробейник. – Поди теперь докажи, кто здесь был, а кого не было! Нет трупа, нет и дела! Золотое ментовское правило!

– Дайте мне держак, Чукалин, – потребовал Тохтаров, и Санька, сверкнув глазами, кинул ему кабель.

– Подавитесь!

В принципе, шанс не попасть под пули у них был. Очень мизерный, но был. Задержанные, как бы они прежде ни дробились, теперь разделились на два лагеря: тех, кто разбежится по камерам и сделает вид, что ничего не было, и остальных, тех, что наверняка уже заняли оборону. Ни Тохтаров, ни поп их сейчас особо не интересуют. Но, с другой стороны, повернуться могло по-всякому. Кто-то ведь жжет прямо сейчас документы.

Тохтаров долго возился с дверью, но с пятой или шестой попытки швы разошлись, и она подалась.

– Лучше сидите здесь! – крикнул он и выбежал в задымленный коридор. Отец Василий и Коробейник переглянулись и кинулись вслед.

Дышать в коридоре было просто нечем. Уже надрывно кашляли разбежавшиеся по камерам арестанты, и все трое – Тохтаров, Коробейник и священник легли на пол и поползли вперед, пытаясь определить, откуда валит дым. Руки и ноги скользили по бетону, и продвигаться было крайне тяжело.

– Что это? – отец Василий понюхал мокрую ладонь. И тут понял – пол весь был залит кровью…

– Не отставай, Мишаня! – крикнул Санька. – Не отставай!

Они двинулись дальше, но, едва нашли дверь кладовой и убедились, что дымит отсюда, милиционеры пошли на штурм. Загрохотали выстрелы, истошно заорали там, впереди, участники обороны, зазвенели повыбитые пулями стекла. Тохтаров стоял на коленях и лупил своим кителем по тлеющим стопкам бумаг, а Коробейник и отец Василий, как последние придурки, лежали, упершись мордами в цементный пол, и хватали перемешанный пополам с дымом кислород.

– Чего делать будем?! – крикнул священнику Санька.

– Не знаю, – признался отец Василий. – Умнее бы в камеру, но там нам долго не продержаться – задохнемся на хрен!

– Я тоже так думаю, – согласился Коробейник. – Но этого, – он кивнул на майора, – надо с собой брать.

Отец Василий не возражал. Рядом с Тохтаровым шансы на то, что тебя пристрелят по ошибке, резко уменьшались. Марат Ибрагимович и сам уже осознал тщетность своих усилий, повалился на пол и с выпученными глазами пополз куда-то вбок.

– Товарищ майор! – схватил его за ногу Санька. – Не туда! Там совсем кранты! Надо вперед пробиваться! Ручки подымем, авось не пристрелят!

Майор ответил матом и надрывным кашлем.

Санька вместе со священником силком направили окончательно сбрендившего Тохтарова вдоль по коридору и поползли вслед.

– Какого хрена ты здесь?! – проорал сквозь грохот и звон отец Василий.

– Ну ты нашел время для исповеди!

– Неужели не скажешь?! – прохрипел священник.

– Иди на хрен, Мишаня! Давай об этом завтра поговорим!

– Если оно еще у нас будет, – закашлялся отец Василий. Дым уже стлался понизу, и дышать становилось все невыносимее.

Они быстро доползли до зарешеченного тамбура проходной, но решетки, слава всевышнему, были открыты. Отец Василий ткнулся рукой во что-то мягкое и вгляделся. Прямо перед ним перегораживали выход несколько еще теплых, покрытых липкой кровью трупов. Бывшие арестанты лежали вповалку, прижав к себе кто лом, кто автомат. Он ругнулся и пополз прямо по телам, проваливаясь руками, срываясь и тыкаясь лицом в чужую смерть. Было непонятно, почему они сделали именно такой выбор, может быть, просто знали свою судьбу и не надеялись остаться в живых ни при каком раскладе. Так бывает.

К наружным дверям отцу Василию уже пришлось тащить Тохтарова на себе. Двери и здесь, слава господу, были открыты, и все трое, перевалившись через порог, начали жадно хватать воздух ртами. «Боже мой! – подумал отец Василий. – Спасибо тебе!» – поднялся на колени, и в тот же самый миг по ним открыли шквальный огонь. Дернулся и повалился лицом на асфальт майор Тохтаров, дико вскрикнул Санька, схватившись за живот, и только отец Василий недоуменно оглядывался по сторонам и шептал:

– Ребята! Что вы делаете, ребята?! Зачем? Что вы делаете, ребята? Мы же свои!!!

Позже он многое так и не сумел вспомнить. Отец Василий не помнил, как совсем рядом визжали и тыкались в стены и асфальт пули. Он не помнил, как брел навстречу выстрелам, бережно прижимая к себе руками два тела: Санькино и Тохтарова. Все словно вытерли из памяти плотной, хорошо отжатой тряпкой. И только одно свербило где-то в уцелевшем после шока уголке воспоминаний – как все сползает и сползает вниз мокрое тело майора, нелепо болтая в воздухе уцелевшей половиной черепа.

– Товарищ капитан! – закричал кто-то у высокого бетонного забора. – Это же поп! – и выстрелы стихли.

Священник брел, шатаясь и что-то шепча себе под нос, и даже не замечал, как окружили его парни в новеньких, только со склада, бронежилетах, как молча проводили его подальше, за стоянку, и только когда у него начали отнимать тела, отец Василий встрепенулся.

– Это майор Тохтаров и Санька, – внятно произнес он.

– Капитан! Трупы – на стоянку! – распорядился кто-то из темноты, но священник все не отпускал тела, так что их пришлось отнимать силой. Молодые милиционеры брезгливо, стараясь не испачкаться, тянули Саньку и Тохтарова за башмаки. Но ни отнять трупы, ни даже приостановить упрямо бредущего вперед священника им не удавалось, и в конце концов они бросили эту безнадежную затею и вернулись в цепь.

Только почти уткнувшись в свои «Жигули», отец Василий остановился, а его глаза приобрели осмысленное выражение. Он бережно уложил тела возле колес, приподнял Тохтарова, снова опустил его на асфальт и положил руку на грудь Коробейника. Сердце билось!

– Санек! – взвыл отец Василий. – Са-не-чка! Подожди, родной, я сейчас.

Коробейник открыл глаза, нашел священника и что-то прошептал.

– Молчи, Санек! Не трать силы! Я сейчас!

Коробейник снова что-то прошептал, и было видно, как важно то, что он хочет сказать – нет, не отцу Василию – своему боевому другу Мишане Шатунову.

– Что ты хочешь сказать?! – прижался ухом к его губам священник. – Говори! Ну!

– Жаль… что я… не могу верить… как ты… – прошептал Коробейник и снова потерял сознание. Отец Василий стремительно распахнул заднюю дверцу машины, втащил обмякшее Санькино тело на сиденье, поправил свисающие ноги, закрыл и метнулся на водительское сиденье.

Главврач районной Усть-Кудеярской больницы сидел на втором этаже третьего корпуса и пил спирт. Точнее, он успел опрокинуть лишь первую рюмку, когда по лестнице загрохотали знакомые тяжелые шаги.

– Какие люди! – крикнул он в приоткрытую дверь, еще не видя, но уже догадываясь, кто к нему идет. – Ты, Мишаня, как чуял, вовремя.