Михаил Рогожин - Билет в никуда

– Я готов предложить тебе большие деньги. Очень большие. Их хватит, чтобы навсегда развязаться с «конторой». Помогу устроиться в любой стране Европы или в Америке. Один выстрел ничего в твоей жизни не изменит…

– Зато изменит в твоей… – со злорадным смехом перебил его Курганов.

Этот смех заставил Виктора напрячься. Так смеется человек, не желающий идти на компромиссы. В нем отчетливо слышались отголоски личной ненависти. Простой исполнитель действовал бы не так. И уж, во всяком случае, при разговоре о деньгах проявлял бы больше сдержанности.

– Хорошо, давай выясним, – продолжил Виктор, – у тебя есть приказ убить меня или личное желание?

В ответ снова раздался истерично-желчный смешок.

– Значит, личное, – заключил Виктор.

– А сколько ты дашь за свою ничтожную жизнь? – решил посмаковать Курганов.

– Не такая уж она ничтожная… Двести тысяч тебя устроят?

– Долларов?

– Ну, можно и в долларах.

– Что ж, они у тебя лежат в столе?

– Я выпишу чек.

– И меня арестуют в момент получения денег?

– Какой смысл. Ты ведь на первом же допросе «засветишь» меня. Думаю, власти Люксембурга очень удивятся, узнав кое-какие подробности моей жизни.

– Разве ты все еще действующий агент? – спровоцировал Александр. Он уже не сомневался, что спустит курок. Хотелось только, чтобы напоследок Иратов сам признался.

– Недействующих агентов не бывает… Выписывать чек?

– Нет.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Наказать тебя…

– За что? – искренне удивился Виктор и развернулся к собеседнику.

– Мордой к стене! – рявкнул тот.

– Не понял? – затягивая время, Виктор хотел встретиться с ним взглядом, чтобы понять, к чему готовиться. И вдруг он узнал это лицо. Со стоном вскрикнул: – Курганов!

– Узнал, сволочь! Да… Александр Васильевич Курганов, оттянувший по твоей милости семь лишних годков, оплакивавший тебя, дерьмо, считавший лучшим другом… Так-то, гражданин Иратов. А ты в это самое времечко жировал тут, гнул хребет на Манукалова, лизал ему руки, благодарил. Мы с Венькой – кретины, считали себя подлецами, потому что остались живы… Нам и во сне на нарах не могло присниться, что, пройдя по трупам, корешек Иратов тепленько устроился в Европе… Ты и сейчас почему-то боишься Манукалова. А нужно было все эти годы бояться меня. Или надеялся, что сдохну? Не дотяну? Не узнаю?

Виктор опустил руки. Бояться было уже нечего. Курганов в любою минуту мог нажать на курок. Оставалось попробовать объяснить, как получилось на самом деле.

– Стреляй, чего уж там, – вяло произнес он. – Тебе не так все рассказали. Оправдываться не собираюсь. Потом узнаешь правду.

Курганов опустил пистолет. Сомнения в душе не возникали. Факты упрямо подтверждали вину Иратова. Но и спешить, собственно, было некуда. Слишком уж долго страдал, чтобы лишить себя удовольствия насладиться хотя бы предсмертным раскаянием человека, столь подло предавшего его.

– Говори.

– Я закурю?

– Кури. Но одно лишнее движение, и получишь пулю в лоб. Учти, я не привык промахиваться.

Виктор на ощупь взял со стола сигареты, закурил, закашлялся. Помолчал и задал вопрос:

– Тебя послал Манукалов?

– Это тебе он начальник. Меня никто никуда не посылает. Но о тебе рассказал и адресочек подкинул. Видишь, как получается – не люб ты стал ни бывшим друзьям, ни бывшим хозяевам.

Виктор действительно не часто, особенно в последнее время, возвращался к воспоминаниям молодости. Стал фаталистом. Помочь друзьям, оставшимся в зоне, ничем не мог, а потому старался не думать о них. Кто виноват в случившемся?

– Ты помнишь, кто взял на себя сожжение флага?

– Ты, ты… самый достойный из нас, – насмешливо согласился Курганов.

– Поэтому Инесса спасла именно меня, а не вас.

– Знаю. Сперва сама продалась Манукалову, а потом и тебя заставила продаться.

– Она не знает о моих связях с КГБ. Постарайся, чтобы и после моей смерти не узнала.

– Слушай, ты здесь совсем разучился логически мыслить? – вспылил Александр. – Да все она про тебя знает! А молчит, потому что такая же мразь, как и ты! Я с ней сразу порвал. Венька по бесхарактерности продолжает якшаться. Он бы и тебя простил. Но не я. Хватит заливать про любовь и дружбу. Это мое последнее и самое приятное убийство.

Виктор затянулся сигаретой, выпустил дым и бросил окурок на ковер.

– Черт с тобой, стреляй. Может, ты и прав.

Курганов замешкался. Ему показалось, что нужно сказать еще какие-то важные слова. Если бы Виктор молил о пощаде, клялся в невиновности или, наоборот, раскаивался, то было бы намного легче стрелять. А так вроде и сказано достаточно, и точка над «i» поставлена, но ведь здесь не банальное убийство. Не просто месть, а расплата за предательство. Вот встретились через тринадцать лет. Виктор готов выложить любые деньги, пожертвовать всем, а Александру ничего не нужно… Он впервые за многие годы почувствовал себя нормальным человеком. Да – сидевшим, да – убивавшим, но ему в отличие от Виктора бояться на этой земле некого. Никто не придет и не предъявит никаких счетов. Странно устроен мир. В нем убийца способен быть честнее и достойнее, чем ничем себя не запятнавший человек.

– У тебя, наверное, и награды родины имеются?

– Имеются, – подтвердил Виктор.

– Герой, значит…

– Ты же меня не от имени родины пришел убивать?

– От собственного.

– Ну, ну, бери грех на душу и дело с концом… Курганов напрягся. Прозвучало именно то, чего не хватало для финальной точки. Так кто же из них грешен? Оба… Тогда суд бессмыслен. Но не застрелить, значит, простить. А прощать нельзя… иначе возненавидеть себя на всю оставшуюся жизнь…

Рука с пистолетом медленно поднялась на уровень головы Виктора. Он, не мигая, смотрел на дуло, из которого должна была вылететь предназначенная ему смерть. Лицо Курганова не выражало никаких эмоций. Даже вечно подергивающийся вправо подбородок не двигался.

Все слова были сказаны. Оба ждали момента выстрела. И вдруг Александр вздрогнул, дернулся, дуло пистолета задралось вверх, сухо прозвучал выстрел, с потолка посыпалась штукатурка, и на глазах изумленного Виктора он с хрипом повалился на пол. В дверном проеме, зажав окрававленный нож в руке, замерла белая, как стена, Инесса в наспех накинутом красном пеньюаре.

Веня быстро нашел общий язык с Галиной Вагнер. Она так естественно и по-девичьи наивно рассказывала о своей любви к Доменику Порте, что встреча с американским мафиози казалась совсем не опасной. Они приехали в Канны и остановились в отеле «Карлтон» с видом на море и набережную Круазетт.

Галина хотела сразу же дозвониться до Доменика, но Веня убедил подождать до утра. Надо было перевести дыхание. Поэтому, сидя на балконе, попыхивая сигарой и попивая коньяк, он старался не думать о плохом и возвращался мыслями к Эдди, до которой отсюда было рукой подать. Нарушила мечтания Галина, не находившая себе места в роскошном номере. Она зашла к Вене и заявила, что уезжает в Монако, а чтобы тот не возникал, согласилась взять на себя сообщение о несчастье, случившемся с Сашей Либерманом. Веня, невзирая на вес, подскочил от радости и согласился.