Александр Евтушенко - Наивный мангуст

Семён говорил страстно и нежно. Он смотрел на эту прекрасную восточную девушку и видел, как расширяются её глаза, на губах мелькает и исчезает улыбка, как чувства обуревают её трепещущее чистое сердце. Она вдруг закрыла лицо ладонями с тонкими изящными пальцами и отвернулась. Некоторое время они так и стояли молча, Асмира вытирала платочком глаза. Потом она обернулась к ним с сияющей улыбкой. Аман что-то сказал ей на узбекском языке. Она зарделась и, глядя в глаза Семёну, тихо произнесла:

– Дорогой, Семён, я принимаю ваше предложение. Я мало вас знаю, но моё сердце подсказывает, что я делаю правильно. Я верю вам и вашему брату. Хотя мои родные могут не одобрить мой выбор. Тогда что мы будем делать?

– Мы уедем, Асмира, в Россию. А пройдёт время, родители нас простят.

– А вы сможете меня увезти? Погони не миновать.

– Смогу, у меня есть друзья, – Семён посмотрел на Амана.

В это время показался Наркисов.

– А вот, познакомьтесь, Исаак Керимович приехал за нами. Он приглашает нас к себе на плов. Хочет познакомить со своей женой, она тоже из Узбекистана. Асмира, зови свою подругу.

Асмира поздоровалась с Наркисовым, перевела глаза на Семёна и сказала нерешительно:

– Разве это возможно, вы всё решили так быстро, одна встреча и предложение, и я сразу согласилась. Я сама удивляюсь себе, но я опасаюсь, у нас так не принято.

– Моя дорогая, Асмира, наша встреча с тобой – это судьба. И ты и я сейчас находимся в таком положении, если не будем действовать решительно, мы можем потерять друг друга. Понимаешь, о чём я говорю. Ты можешь ничего не объяснять, только скажи, прав я или нет?

Асмира удивлённо смотрела на Семёна.

– У вас такие сведения, словно вы читаете мои мысли. Я второй раз убеждаюсь, что вы разведчик. Я только могу полагаться на вас, как на своего… – она обернулась в сторону университета, где стояла её подруга, словно ища поддержки. А потом тихо произнесла: – Жениха.

И зарделась, опустив глаза.

Асмира позвала свою подругу Динору, и все разместились в «Волге» Наркисова. Аман сел на переднее сиденье рядом с Исааком Керимовичем, за спиной Наркисова села Динора, а Семён сзади Амана рядом с Асмирой. Оказавшись совсем рядом, они были напряжены и молчали, иногда на поворотах, их плечи и руки соприкасались, и Семён чувствовал трепет сердца этой юной девушки. Он вдруг отчётливо понял, что она его любит, а может быть, полюбила в этот небольшой промежуток времени пока они общались. Теперь всё зависит от него, он в ответе за её жизнь и её счастье.

В большой четырёхкомнатной квартире их встретила стройная красивая жена Наркисова Дильбар. Она была современно по-европейски одета в летнее длинное платье с декольте. На голове причёска от хорошего парикмахера, золотая цепочка с кулоном, золотые серёжки с рубинами. Дильбар радушно приняла гостей, увела девушек на кухню помогать накрывать на стол. Большая гостиная была обставлена современной мебелью. Работал кондиционер. На стене, на туркменском ковре, висела коллекция старинных кинжалов и сабель. Семён, улучив момент, пока Аман рассматривал коллекцию, спросил Наркисова.

– Исаак Керимович, я уже привык задавать вам бестактные вопросы, разрешите ещё один? И давайте пройдём в другую комнату.

Они вышли на застеклённый балкон, и Наркисов с улыбкой произнёс:

– Валяй, Семён, ты у меня гость, и побить я тебя не имею узбекского права, гость – это святое. Если я тебя плохо встречу или накормлю, то позор падёт на мою интернациональную голову.

– Сегодня я у вас в гостях, увидел вашу замечательную супругу, вас рядом с нею и понял, что у вас прекрасная семья. А существует информация о вас, что вы бросали или бросили семью.

– Это клевета, чтобы скрыть истинную причину. Меня сдали, когда я работал по члену республиканского ЦК партии. Естественно, не по своей инициативе. Вызвал начальник и дал задание. По нему параллельно работал ещё другой отдел, кто-то сдал меня. Обвинили, что это была моя собственная инициатива. Зажали в угол, что я мог доказать? Сливать своего начальника не стал, иначе конец. Это все прекрасно знают, поэтому шанс вернуться в органы у меня есть.

– А стоит ли уходить в Афган, а оттуда, наверное, дальше. Оставить жену, детей. Ведь вы идёте не на год, не на два – навсегда. Вам снова сюда возвращаться нельзя в качестве сотрудника. Партия не поймёт. Вы за кордоном состаритесь и, может быть, больше никогда не увидите свою Дильбар и детей. Зачем вам это? Работайте внештатным сотрудником, приносите пользу отечеству. У вас звание полковник, генералов нелегалам не дают. Что вами движет, уважаемый Исаак Керимович?

– Спасибо, тебе, Семён, ты говоришь, как настоящий друг и взрослый мужчина. У меня из нашей среды после увольнения друзей не осталось. Все ещё на службе, а с такими изгоями, как я, дружба не поощряется. Я тебе доверяю, поэтому скажу. Поймёшь ты меня или нет, не знаю. – Он вздохнул и поправил спадающую пряд волос. – Я прекрасно живу, всем обеспечен. Дети учатся. Я радуюсь тому, как расцвела наша республика, наша страна за последние годы.

А я, мужчина в расцвете лет, занимаюсь пчеловодством, продаю мёд и получаю большую пенсию. Накапливаю капиталы. Зачем мне всё это? Я боец невидимого фронта, моя жизнь – борьба, я сотрудник самой сильной спецслужбы мира. И должен вариться в этом котле, сражаться за свою Родину на дальних подступах к её границам. Это моё предназначение, мой путь. И если я погибну за отчизну, я погибну с радостью и улыбкой на устах. Мне не нужны звания и награды, я просто хочу снова встать в строй таких же солдат нашей отчизны, как ты. Понимаешь, это в моём сердце. Одно меня только волнует, я уйду туда незаметно для всех, – он понизил голос. – Дильбар не будет знать. Она будет страдать и плакать. Прошу тебя, поддержи её. – Он замолчал и задумался. – Не бросай её, пройдёт какое-то время, скажи ей, чтобы выходила замуж.

Лицо Наркисова словно окаменело. Это было лицо бойца, жёсткого и бескомпромиссного, который знал, на что он идёт. Какой силой воли надо было обладать, чтобы сказать эти слова. Оставить любимую жену, детей, родной очаг и уйти навсегда.

– Исаак Керимович, нельзя же так. Стоит ли платить такую несопоставимую ни с чем плату за право быть в системе. Семья – это святое. Дело от этого не умрёт, есть много талантливых сотрудников.

– Ты понимаешь, Семён, есть ещё честь офицера. И не простого, а контрразведки. Моя офицерская честь поругана. И любая плата за то, чтобы она снова засверкала, как клинок кинжала, не будет большой.

В гостиной раздавался весёлый женский смех и воркующая узбекская речь. Дильбар с Асмирой и Динорой накрывали на стол. Семён подошёл к Аману:

– Скажи, брат, что ты сказал Асмире на узбекском, когда я сделал ей предложение?