Сергей Зверев - Подводный Терминатор

Кроме того, Шамседдину приходилось держать курс к берегу, и этот курс пришелся по диагонали к движению волн. Поэтому взбираться на волну следовало как бы по косогору, наискосок, в то время как скатываться с нее надлежало строго перпендикулярно, чтобы ткнуться носом в глубокую яму между водяными валами точно поперек волны, иначе велик был риск опрокинуть катер. Стало быть, кроме ручки переключения заднего и переднего хода и рукоятки газа, Шамседдину надо было еще и постоянно крутить штурвал, направлять свое суденышко на нужный курс, непрерывно сверяясь с бегающей из стороны в сторону стрелкой компаса.

Курс Шамседдина лежал строго на север. Поначалу он направил было свой катер на северо-восток, намереваясь обогнуть далеко выступающий в море Апшеронский полуостров, на котором, как известно, располагались столица Азербайджана Баку и вся основная масса каспийских нефтяных промыслов. Однако вскоре, поняв, что налетевший так внезапно шторм быстро крепчает и через него на катере не пробиться, после двух часов изматывающей борьбы со стихией Шамседдин смирился, решил, что миновать Баку ему не хватит сил. Поэтому ему оставалось только идти к азербайджанскому побережью, чтобы там где-нибудь в тихой заводи на мелководье укрыться от шторма. Американский профессор ихтиологии прекрасно отдавал себе отчет в том, какую опасность это для него представляет. Встречи с азербайджанскими пограничниками на берегу не миновать. Те, правда, в первую очередь заподозрят в нем браконьера. Но, не найдя рыбы, решат прицепиться к документам, которых у Шамседдина оказывалось подозрительно много для нормального американского ихтиолога, мирного профессора Бостонского университета. За проверкой документов последует встреча с представителями азербайджанской госбезопасности. Все это было крайне опасно.

Но Шамседдин понимал, что в море ему больше не выдержать, не дотерпеть до конца шторма, который запросто может бушевать несколько суток. Он с тревогой посматривал на прибор, показывающий количество горючего в топливных баках. Шторм съедал много солярки, особенно если соотнести его с пройденным расстоянием. Запас топлива, что прежде хранился в канистрах, принайтованных к палубе, теперь уже подходил к концу. И для пополнения его так или иначе пришлось бы идти к берегу и заходить в какой-нибудь порт, какой бы опасной и непредсказуемой ни казалась эта авантюра.

Время шло, и каждый раз, взбираясь на гребень очередного зеленого водяного вала, Шамседдин с тревогой вглядывался в туманную даль бушующего моря. Он тщетно пытался различить там, в неясной мути смешавшейся водной стихии и облачного неба, очертания низкого азербайджанского берега. Шамседдин понимал, что низменный, в некоторых местах заболоченный берег Каспия откроется лишь в самый последний момент, когда подойдешь к нему вплотную – и в этом таилась большая опасность. Конечно, его катер сидел в воде мелко, и днище у него было плоское. Но у совершенно незнакомого берега, без точного знания глубин вероятность сесть на мель, зацепиться и увязнуть винтом где-нибудь на песчаной косе или ткнуться днищем о случайный, торчащий из воды камень или забитую в морское дно сваю оставалась высокой. Это означало бы для Шамседдина катастрофу.

Кроме того, смутные подозрения все настойчивее шевелились в голове у американского ихтиолога. Он уже пять часов сражался с бушующим морем. По такой погоде определить количество пройденных миль трудно, почти невозможно, берег по-прежнему скрывался в туманной дымке бушующего моря, хотя его очертания давно уже должны были показаться. Это обстоятельство сильно смущало Шамседдина.

Временами отважному и безрассудному профессору ихтиологии начинало казаться, что он каким-то невероятным образом уже успел миновать выдающийся в море Апшеронский полуостров с расположенным на нем столичным городом Азербайджана, что его катер ушел на северо-восток много дальше, чем он думал. Справиться по приборам, определить точные или хотя бы приблизительные координаты судна не было никакой возможности: Шамседдин не мог оставить штурвал и возиться с навигационным оборудованием. И если он действительно сбился с курса, то теперь мог еще долго бороться с волнами и пробиваться дальше на север. Никакого азербайджанского берега дальше не было, и Шамседдину предстояло еще не меньше суток идти через весь Каспий вплоть до самого его северного побережья, низменного и заболоченного устья великой русской реки Волги.

Машинально, незаметно для себя самого, Шамседдин стал забирать все дальше на северо-запад, напрямую к азербайджанскому берегу. Холодный пот прошибал его, и невыносимый дикий ужас сковывал грудь при мысли, что он заблудился в этой изумрудно-зеленой бушующей водной стихии. Берег все не появлялся, и Шамседдин подумывал уже застопорить двигатели, пустить катер в дрейф и все-таки развернуть антенну, настроить спутниковую систему навигации, определить координаты судна и высчитать курс. Шамседдин прекрасно понимал, что это уже крайний способ. Потому что пускать его катер в дрейф при таком волнении было смертельным номером, а разворачивать вручную тяжелую и громоздкую антенну спутниковой связи и вовсе прямое и верное самоубийство: первая же большая волна сломает ее, снесет в море человека и, может быть, опрокинет и потопит само суденышко.

Внезапно Шамседдин заметил, что вода вокруг него, прежде хоть и зеленая, но прозрачная, вдруг заметно помутнела. От этого открытия у Шамседдина стало одновременно жутко и радостно на душе. Помутнение воды означало, что волнение моря достает до самого дна и взметает оттуда ил и песок. Значит, это самое дно близко, значит, катер совсем рядом с берегом. Но это также означало, что пускать катер в дрейф уже нельзя, можно сесть на мель. А следовательно, и не развернуть спутниковую антенну, не определить координаты. Не узнать, к какой части побережья пригнал шторм его суденышко. Это значило, что теперь Шамседдин должен подбираться к берегу вслепую, что очень опасно. Судя по поднятой со дна мути, берег находился где-то близко, но в сплошном месиве водяных брызг, застилающих горизонт, различить что-нибудь не представлялось возможным.

Берег возник перед Шамседдином неожиданно, в виде внезапно высунувшейся из сплошного водяного месива острой оконечности серого бетонного мола, основная часть которого тонула в серо-зеленом сумраке. Через этот мол, поднимающийся над водой не более чем на три метра, отчаянно перекатывались волны, временами накрывая его целиком, но серый кусок бетона снова и снова показывался из пенистой зеленой водяной массы. На конце мола торчала надежно вмурованная в бетонное основание оранжево-красная полосатая башенка маячка высотой около одного метра.