Сергей Зверев - Битва на дне

Не лучше обстоит дело с Лонгйиром. Хуже! В Баренцбурге Стеценко, по крайней мере, все знают. В Лонгйире не знает никто. Появляется неизвестно откуда неизвестно кто, норвежского языка не знает, на плохом английском пытается впарить какую-то дикую чушь, от которой волосы дыбом встают… Провокатор? Сумасшедший? Словом, опять же реакция властей вполне предсказуема. Хорошо, если просто в кутузку засадят до выяснения. А если дадут знать американцам?! Вот и конец побегу, а на этот раз янки с ним миндальничать не станут. Выведут куда-нибудь на пустынный бережок Гренландского моря, и… Прощайте, Андрей Павлович! Что остается?

Остается третий, самый лучший и надежный вариант. Нужно идти на экологическую станцию! Первое: его там неплохо знают. Второе: экологи своими глазами видели, как он отплывал на катере вместе с их товарищами. На станции известно, что катер потоплен, его рассказ не воспримут как горячечный бред. На станции он найдет Валюшу Берестецкую. Она переведет его рассказ на норвежский. Пусть послушают! Идти до станции ближе всего, он, если напряжется, пожалуй, преодолеет этот путь, несмотря на слабость.

На станции нет никаких официальных властей? Ничего страшного: он там немного отдохнет, его покормят, а за это время экологи свяжутся с Лонгйиром. Или даже с Осло, им виднее. Вот тогда он даст норвежским властям официальные показания. Стеценко грустно усмехнулся: глядишь, еще и компенсацию выплатят какую как пострадавшему за правое дело. Впрочем, шут с ней, с компенсацией! Не все в жизни деньгами меряется. Самое главное, он отомстит этому садисту, который на его глазах совершенно хладнокровно убивал людей и чуть не убил его самого. Который – маркшейдер слышал, о чем шла речь в каюте катера, чего требовал Хардер от Олафа! – облил кровавой грязью его соотечественников, российских моряков.

И Андрей Павлович медленно двинулся в сторону гринписовской станции.

…Новость о появлении на станции Стеценко распространилась мгновенно. К залу, где заседала комиссия, подошли уже порядочной толпой, донельзя возбужденной и разъяренной. Слышались выкрики: «Американские ублюдки! Выродки! Убийцы!» В эту толпу и врезались выходящие из конференц-зала Сорокин, Тиняков и Берестецкая. Валентина, мгновенно узнав Стеценко, бросилась к нему:

– Па-а-алыч! Ты остался жив! Что… Что произошло с катером?!

– Подожди, Валюша, – радостно улыбнулся Стеценко. – Сейчас все и все узнают. Это здорово, что ты здесь. Я буду говорить по-русски, на английский найдется, кому перевести, а ты переводи параллельно на норвежский. Хорошо?

Валентина растерянно посмотрела на Сорокина: что же делать? Ведь там, в Лонгйире, ее дожидается Сергей!

Сорокин кивнул: соглашайся. Контр-адмирал решил, что лишний час погоды не делает, Полундра ждал так долго, что подождет еще немного. Сорокин сразу понял что к чему, он прикинул последствия появления живого свидетеля на заседании комиссии, да еще когда в зале полно представителей СМИ, и аж присвистнул. Ка-акие теперь, к морскому дьяволу, «контрольные снимки американского спутника»! Нужны они теперь американцам, как Жучке арифмометр… Да! В такую глубокую и грязную лужу янки не садились давно. Ему, как руководителю российской делегации, сейчас нельзя покинуть заседание. Даже ради спасения Полундры. Хотя, позвольте, почему «спасения»? Его что, убивают? Ничего подобного. Полундра надежно спрятан. Валентина поклялась, что никто, кроме их троих, не знает, где Сергей, а он опытный оперативник, контр-адмирал Сорокин, так вот, он верит Берестецкой! Но пока операция по вызволению Полундры не началась, лучше все-таки держать Валентину на глазах. Спокойнее как-то. Она отправится домой в Лонгйир не раньше, чем они с Тиняковым поедут к Васильеву в Баренцбург. Послать Тинякова вытаскивать Полундру в одиночку? Вот не лежит к этому душа, и все тут! Так что извини, Сережа, потерпи лишний часик.

Журналисты, верхним чутьем унюхавшие, что сейчас в конференц-зале произойдет нечто по-настоящему сенсационное, донельзя скандальное, бежали к залу со всех сторон. Через несколько минут в конференц-зале собралось столько народа, что стены трещали. Небольшое здание тесной толпой обступили те работники станции, которым не хватило места внутри. Они слушали то, что происходило там, через выносные динамики.

Рассказ Стеценко, продолжавшийся целый час, зал выслушал в гробовом молчании. Хоть бы кашлянул кто… Андрей Павлович начал с того момента, как рядом с катером всплыла американская субмарина, и закончил описанием обстоятельств своего побега. Он говорил коротко и скупо, почти без эмоций. Все эмоции у Стеценко уже перегорели. Его ни разу не перебили, члены комиссии не задали Стеценко ни одного уточняющего вопроса. Все и так было предельно ясно, и от этой ясности пробирал холодный ужас: да как же люди могут творить такое?! Когда маркшейдер закончил свой рассказ, свои показания международной комиссии, двести с лишним человек, забившие зал, еще с минуту потрясенно молчали. А затем зал буквально взорвался криками ужаса, ярости, проклятиями и рыданиями.

На делегацию США было жалко смотреть. Они сидели, вжав головы в плечи, не рискуя даже глаз поднять. Все было кончено. И никакого смысла не оставалось в том, чтобы продолжать утаивать спутниковые фотоснимки, которые давно получил по электронной почте руководитель американцев. Что было возразить? Опять заводить шарманку про фальсификации? Но еще перед тем, как Стеценко начал давать показания, несколько гринписовцев подтвердили, что Андрей Павлович – именно тот, за кого он себя выдает! Что он, действительно, вышел в злосчастный день с их друзьями на погибшем катере. Какие тут фальсификации… Только людей смешить, а им, кстати, настолько после рассказа Стеценко не до смеха, что ноги бы унести. Того и гляди, порвут в мелкие клочья. Корреспонденты АП и ЮПИ потихоньку скрывались из конференц-зала. Зато журналисты всех других стран… О! Урожайный денек сегодня выдался!

Но американцы не были бы американцами, если бы даже в такой насквозь провальной ситуации не попытались получить хоть крохотную выгоду. Подождав, пока зал немного успокоится, руководитель американской делегации обратился к председателю комиссии:

– Я хотел бы задать свидетелю вопрос.

– Задавайте, – деланно безразличным тоном сказал норвежский парламентарий. Он старался не смотреть на американца, чтобы тот не увидел бешеной ярости, горевшей сейчас в глазах норвежца. – Только коротко и по существу. Хотя о чем теперь-то спрашивать?! Что вам еще не ясно?

«Убийцы», – чуть было не сорвалось с языка депутата норвежского стортинга, но колоссальным усилием воли он сдержался.

– Вы сказали, – обратился американец к маркшейдеру, – что, когда вы покинули палубу нашей подлодки…