Сергей Зверев - Гроза северных морей

– Как скажете, – обиделся Хлябцев. После сегодняшнего общения со своим начальством чувство юмора у него основательно притупилось. – Есть срочный разговор, можем встретиться?

– Только вечером или завтра. Раньше никак.

Вадим Антонович вспылил:

– Можно подумать, это мне одному нужно! Это и вас касается тоже! Поползли слухи об одной очень неприятной болезни в российской глубинке!

– Что вы имеете в виду?

– Да то и имею! Вы прекрасно меня понимаете! – заорал Хлябцев, сотрясая полными щеками и тройным подбородком. – Есть первые жертвы, и об этом стало известно наверху!

– Насколько наверху? – поинтересовался американец.

– На самом верху! Понятно? У меня приказ – разобраться во всем на месте.

– Так за чем же дело стало? – Вайл явно не хотел впутываться лично в заваренную кашу. Повисла пауза.

– У меня есть предложение, – уже более спокойным тоном продолжил эпидемиолог. – Пока я буду доказывать, что все летальные исходы – результат банального отравления, будет неплохо, если вы подкинете в этот район какую-нибудь гуманитарную помощь. Поможете детскому дому или еще что-то в этом роде. Администрация будет лояльнее. Да и мне надо не с пустыми руками ехать…

– Я вас понял. Требуется мое финансовое участие, так? Хорошо, я подумаю насчет помощи детям. А вам разве не хватает административных ресурсов, чтобы уладить конфликт?

– Ну… – протянул Хлябцев.

– Не нужно продолжать, Вадим. Обладание ценными бумагами скрасит все ваши переживания и затраты. По-моему, так. Или вы снова решили пересмотреть наш договор?

– Нет. Все в силе… – В голосе эпидемиолога читалось плохо скрываемое разочарование. Он надеялся, что поездка произойдет не за его счет, что американец выделит энную сумму на карманные расходы.

– Вот и славно! Когда вы отправляетесь на место?

– Сегодня вечером.

– О'кей. Увидимся там. – Вайл положил трубку и задумался. Скорее всего, он принял правильное решение – самому съездить к месту событий. Ситуация того требовала давно. Сканков – парень старательный, но и у него не все получается. Вернее, многое не получается. Слишком часто от него стали приходить сообщения о различного рода неприятностях. Надо поддержать и проконтролировать.

Смущал Вайла только один момент – ему не хотелось, чтобы его имя вообще каким бы то ни было боком упоминалось в связи с Кощеевым озером или Калужской губернией. Даже на одном развороте газет, пусть и в разных статьях. А если он поедет туда, да еще в сопровождении такой одиозной личности, как Хлябцев, журналисты обязательно об этом скажут. Рональд напряг извилины. В любом случае выходило, что не засветиться никак не получится. Значит, надо с этим смириться и использовать в своих целях. Шумиху поднимать не стоит, а вот с благотворительностью Хлябцев подкинул неплохую идею. Необходимо организовать на высшем уровне. Кто после этого поверит, что добрейшая фирма, не жалеющая средств для обездоленных россиян, замыслила против них же какое-нибудь зло? Правильно – никто. А появление самого Вайла в регионе вполне оправданно: его корпорация выпускает вакцину, и каждый возможный случай гриппа интересует его, как специалиста в этой области. Надо только предупредить менеджера. Американец снял трубку:

– Алло! Марк? Это я…

– Маша! У меня не очень хорошие новости. – Профессор взволнованно тронул девушку за плечо. – Пойдемте, я должен показать это сначала вам…

Это было странно, что Рубашников обращается к ней на «вы». Видимо, на самом деле случилось еще что-то важное. Историк был взволнован и расстроен. Мария никогда еще его не видела таким. Может, только при получении весте о гибели Игоря он был более удручен, чем сейчас. Бросив все, студентка отправилась вслед за профессором.

Он привел ее в передвижную лабораторию и остановился напротив пластикового корыта, в котором «откисала» их первая находка.

– Вот, – скорбно сообщил он. – Полюбуйтесь. Это то, что ребята нашли на дне.

Блондинка наклонилась ниже, чтобы получше разглядеть содержимое ванны. Кончик хвоста ее волос чуть было не окунулся в раствор, но она его вовремя придержала. От емкости разило чем-то противным.

– Это не серебро, – констатировал Рубашников.

– Я знаю. – Маша выпрямилась. – Мы же исследовали опилки с соскоба. Это железо…

– Чугун, – поправил ее историк.

Девушка удивленно вскинула брови:

– Такой тонкой работы? Тут же кружево сплошное…

– Это меня и расстроило. Я подозревал с самого начала – здесь что-то не то. А сегодня, когда предмет очистился, я его еще раз тщательно осмотрел.

– Чугунный оклад иконы? – Маша скорчила недоверчивую гримасу. – Такое бывает?

Рубашников огорченно вздохнул и потянулся за кислотоустойчивыми перчатками.

– Не совсем оклад. Хотя икона в нем действительно была. Это фрагмент иконостаса одного из храмов, выполненный из чугунного литья. – Запустив руки в раствор, он зацепил за край находки и с усилием приподнял ее угол над поверхностью. – Вот, взгляните сюда. Можете взять увеличительное стекло.

Студентка послушно метнулась к столу и вооружилась внушительного размера лупой.

– Здесь какой-то штамп, погодите, сейчас я прочитаю…

– Не утруждайтесь. Я уже разобрал, что там отлито. «Литейные мастерские Каслинского завода». Лучшее художественное чугунное литье. – Профессор опустил кусок иконостаса обратно в ванну и со вздохом стянул с себя перчатки. – Такое изящество удавалось воплотить в грубом металле только этим мастерам.

– Точно! Вспомнила! Это тот самый завод, который купец Коробков построил? Да-да-да! Я еще где-то читала, что у них особенный тягучий чугун производился на чистом древесном угле, правильно?

– Руки у тамошних мастеров были золотые, – ответил Вениамин Михайлович, присаживаясь на раскладной табурет.

– Так это же здорово! – Девушка тоже плюхнулась рядом. – Подумаешь, не серебро! От этого историческая ценность не уменьшится.

– А вот тут ты ошибаешься, Машенька! – Профессор по-отечески погладил ее плечо. – Художественное литье на Каслинском заводе освоили с семидесятых годов девятнадцатого столетия…

Девушка ахнула, прикрыв рот ладошкой. На щеках заиграл румянец волнения.

– Выходит…

– Да, Машенька. Выходит, железка эта никакого отношения к наполеоновской армии не имеет. Да там и дата есть на клейме – тысяча восемьсот девяносто седьмой год. На восемь десятков лет позже…

Блондинка упрямо тряхнула челкой:

– Но… ведь это же совершенно ни о чем не говорит! То есть, я хотела сказать, не говорит о том, что в озере нет награбленных в Москве ценностей! Ведь так?!

Ее глаза с надеждой вцепились в Рубашникова.

– Да, наверное, вы правы, – просто согласился он. – Одно другого не исключает. Хотя непонятно, как эта вещь туда попала.