Людмила Мороз - Слепой. Над пропастью

Теперь для меня начиналась жизнь заново, с чистого листа. Поначалу принимаюсь осматривать комнату, в которой живу я и мой компаньон, Маркиз.

Мои блуждания по комнате со стороны казалось странными. А мне на несколько мгновений представилось, что вновь вернулся в детство. И сейчас бегаю по квартире, завязав глаза маминым платком. Играю с соседскими детьми в прятки. Но разница была в том, что мамин платок мог снять в любую минуту. Снова увидеть солнце, небо и счастливую улыбку мамы. Но этот платок, который надела жестокая судьба, стащить уже никогда не могу.

Я как будто попал в незнакомый для меня мир, весь наполненный звуками, насквозь пропитанный запахами. Но, увы, в нем не было ни одной искорки, ни единого, даже маленького, проблеска света. Только полный мрак.

Я потихоньку обхожу комнату, ощупывая стены и предметы. Здесь ничего лишнего. Стол, пара стульев, кровать, шкаф. И кот. Но я все-таки ухитрился несколько раз довольно чувствительно удариться, то о ножку кровати, то о стул, то зацепиться о дверцу шкафа.

– Вот черт! – Ругался каждый раз, но моим ушибленным пальцам от этого легче не становилось. Хорошо, что Маркиз, не глупый котик, догадался улечься на кровать, и не путался под ногами. Умный кот сразу смекнул, что рискует отдавленным хвостом, или лапой. Поэтому с высоты подушек величаво наблюдает, как, большой и сильный мужик, способный отправить в нокаут быка средней величины, словно слепой котенок, натыкается на мебель и стены. И ругается не хуже речного грузчика.

Но нет худа без добра, а добра без худа. Я совершенно случайно на холодильнике обнаруживаю маленький радиоприемник. Наверное, бабулька слушала тарахтение по вечерам, когда избавилась от зомбояшика. Владелец сменился. Теперь я буду включать музыку по вечерам. Моя любимая волна радиошансон. Она возвращает лет на десять назад, в те времена, когда был богат, здоров и счастлив. И в душе не было страха перед будущим. Наконец, мне надоело бесцельно бродить по комнате, и ушибать пальцы, натыкаясь на мебель. Я заглядываю в холодильник. И, нащупав пару бутербродов с сыром и колбасой, принимаюсь жевать. Не забыв при этом бросить несколько лакомых кусочков Маркизу. Да, нормально устроился престарелый попрошайка. Сидит под столом, трескает колбасу. Хотя я тоже не бедствую, можно сказать. Что ни говори, а мне просто сказочно повезло. Есть крыша над головой. Соседей в квартире мало. Один только старик, дядя Петя. Но его не было слышно до самого вечера. Видать пошел по своим делам. А я улегся на кровать около Маркиза. Старый кот умостился на руку, и от удовольствия громко мурлыкает. Я почесываю за ушком.

– Что, Маркиз, мир, дружба, жвачка? Котяра принимается перебирать лапами, и мурлыкать еще громче. Видно, признает меня за хозяина. – Эх, ты, мое черное одноглазое чудовище! – Грустно вздыхаю. Да, я не ангел, и не святоша. Люблю выпить хорошего вина, срезаться в картишки. Я давно не верю в такие бредни, как любовь. Людишки полны всякого дерьма. От них можно получить удар в спину. При том в самый неподходящий момент. Я перестал верить людям. Может, поэтому живу, как волк-одиночка.

Да, я не монах-затворник. В моей жизни было много женщин. Но все прошли стороной, исчезли, как будто растворились. Ни одна не задержалась у меня в душе. Ни одна из них не заставляла учащенно биться сердце, как та, что осталась за больничной дверью. О, как сейчас не хватало мягкого голоса, и прохладной руки, которая так часто касалась разгоряченного лба. Особенно остро не хватало общения с моим ангелом сейчас, когда остался один на один со своей болью. Что я могу дать этой женщине? Я, как нищий, живу одним днем. У меня нет будущего. Поэтому лучше забыть голос, прикосновения прохладной ладони, аромат апельсин. И больше о ней не вспоминать. Она должна исчезнуть из моей жизни навсегда. Так будет лучше. Для меня. Для нее. Для нас обоих.

Возможно, за окном давно наступила ночь. И на небе сияет луна в окружении огромного роя звезд. Может, по небу плывут россыпью облака. Но я больше никогда не увижу этой красоты ночи. Для меня наступила вечная чернота. Из прошлой жизни остались только сны. Разные. Черно-белые и цветные. Чтобы их увидеть, не нужны глаза.

Начинаю дремать под тихую музыку. Постепенно все глубже и глубже вхожу в водоворот сна. Обратно иду по мшистому болоту. Вокруг вонь тины, стоялой воды, смешанной с трупным запахом дохлой рыбы. От этого микса трудно дышать. Но я опираюсь на спасительный шест, и все равно бреду вперед и только вперед. Над головой повисли свинцовые облака. Туман вокруг становится все гуще и гуще. Я стою на пригорке. Все ориентиры потеряны. Куда идти? В какую сторону? Вокруг, на много километров, сплошное болото. Как выбраться из этого гиблого места?

Я достаю из рюкзака карманный фонарик. Слабый луч света не может пробить густой кисель тумана. Опираясь всем телом на шест, пытаюсь двигаться вперед. Неожиданно сваливаюсь в заброшенный колодец. Стены покрыты грязью, тиной и тошнотворной слизью. По ним ползут огромные, размером со среднюю черепаху, слизняки. А углы затканы серой паутиной. За ней светятся красные глаза – бусины пауков. Дно, илистое дно медленно, сантиметр за сантиметром, причмокивая, всасывает меня. Увы, спасительный шест валяется наверху, рядом с колодцем. Упереться не на что. Я не тот барон Мютхаузен, который смог вытащить себя и лошадь из болота, схватив и подняв рукой собственные волосы. Я, простой человек, и не умею делать такие фокусы. Вот понемногу скрылись колени. Я в гнилой тине по самый пояс. Нужно сейчас вырваться, пока не поздно. Карабкаться по деревянной стене колодца наверх, на свободу. Крикнуть, позвать на помощь? Но вот только зачем? Нет смысла спасать свою шкуру, все равно нет никого, кто бы проронил хоть одну слезинку, если я сыграю в ящик. Меня никто нигде не ждет. Я никому не нужен. Когда тина поднялась на уровень горла, начинаю задыхаться.

И проснулся. Слава Богу, это сон. Я вытираю ладонью мокрый от пота лоб. Откидываюсь на подушку, лежу без сил, можно сказать, как выжатый лимон. За окном позвякивают трамваи. Стало быть, наступило утро.

Глава седьмая.

На улице я еще ни разу не был.

Так, один за другим, пролетело несколько дней. Алина больше не появлялась. Наверное, обратно запарка по работе. Зато научился кормить кота. Расчесывать длинную, пушистую шерсть. По утрам выпускать через форточку на улицу, чтобы сделал кошачьи делишки. Благо, квартира на первом этаже. Назад пушистик довольно сноровисто вскарабкивается по дереву, и прыгает в открытую форточку.

В эту ночь приснилась мама, молодая и красивая. Такая, какая была лет тридцать назад.

В своем любимом шелковом, белом в крупный черный горох, платье. И беленьких туфельках–лодочках. Мы идем в городской парк, на новомодный аттракцион. В очереди много людей. Играет духовой оркестр местной пожарной команды. Я занимаю место водителя в машинке. Пристегиваюсь страховочным ремнем. Как неожиданно небо темнеет, как будто перед грозой. Все куда-то пропадают. И мама тоже исчезает, растворяется в темноте. Зловеще вспыхивают, как глаза драконов, желтые огоньки фонарей. Я долго, до тошноты, мчусь вверх-вниз, вправо-влево. И не могу затормозить, остановиться. Меня всасывает черный тоннель. Я лечу по нему, кричу, зову мать. А в ответ только эхо. Просыпаюсь в холодном поту. На груди спит Маркиз. Перекладываю под стенку. Лентяй даже глаз не открыл. Какое счастье, что весь ужас падения в тоннель остался позади. Это был всего лишь сон.