Валерий Ковалев - Диверсанты

Они спустились с набережной на тропинку между высоких кленов, миновали старинной постройки кирпичные склады и вышли к небольшому, финского типа домику за ними. Стоявшему в окружении нескольких раскидистых, с рыжими стволами, сосен.

– Проходи, – распахнула Маша калитку в невысоком, потемневшем от времени, штакетнике.

За ним был зеленевший травкой двор с мурованным подвалом в конце и аккуратным сараем.

Вскоре оба сидели в одной из уютных комнат (новая знакомая умело орудовала иголкой) и беседовали.

Как оказалось, Маша перешла в десятый класс, ее родители-геологи, находились в длительной экспедиции на Дальнем Востоке, дочь жила с дедушкой. Тот в прошлом служил гальванером* на броненосце «Цесеревич», а теперь был смотрителем на одном из маяков Кроншлота.

Затем они пили чай с медом и антоновскими яблоками на кухне, а когда Маша (фамилия ее была Ремезова) проводила Юрку до калитки, он предложил ей встретиться в следующем увольнении.

– Хорошо, – улыбнулась девушка. – На том же месте.

Встреча состоялась, вскоре перешла в дружбу, а затем Юрка понял, что полюбил Машу. Это случилось с ним впервые. Девушка привлекала его своей добротой и веселым нравом (в детстве Легостаев повидал много грустного), а еще удивляла эрудицией. Грамотных людей Юрка с детства уважал.

Маша отлично знала историю с географией, в которых ее новый знакомый был не особо силен, и много чего другого.

Еще она не раз читала по памяти стихи Блока и Есенина. Особенно старшине запали в душу последние. Про старушку, которая ждала своего сына на дороге. А тот все не шел. Было некогда.

Под впечатлением, Юрка рассказал Маше о своей прошлой жизни. О которой мало с кем делился. Как скитался со шпаной по вокзалам, ездил в Крым и тырил по карманам, а потом воспитывался в колонии. После которой, до призыва, работал автослесарем в Купянске, а затем шофером самосвала.

– Ты совсем-совсем не помнишь своих родителей? – растроганно спросила тогда девушка.

– Отца нет, – нахмурился Легостаев. – Его зарубили под Варшавой белополяки, когда я был совсем маленький, а маму помню. Она умерла от тифа в двадцать пятом.

Сошелся Юрка характером и с Машиным дедом, Степаном Аристарховичем. Тот против встреч с внучкой не возражал, как-то пригласил молодых к себе на маяк, полюбоваться заливом, а потом они втроем несколько раз ловили пахнущую свежими огурцами, корюшку на его ялике.

Затем на берегу варили из нее запашистую, на укропе уху в закопченном котелке, под негромкий шум прибоя.

Бывший гальванер любил вспоминать свою службу на броненосце и рассказывал, как в дальних плаваниях приходилось заходить в английский Портленд и французский Брест, а в Первую Мировую сражаться с немцами.

– Воинственный народ германец, – говорил он, снимая пену деревянной ложкой. – Однако супротив нашего не потянет. Хлипковатый.

Теперь же надолго приходилось расставаться. Отчего на душе у старшины было тоскливо.

Но, как говорится, служба есть служба.

Поглубже надвинув мичманку на лоб (солнце било в глаза), Юрка, паруся клешами, направился быстрым шагом в сторону Обводного канала.

Минут через пятнадцать, свернув у ротонды на знакомую тропинку, он вышел к домику под соснами и, отворив калитку, вошел в пахнущий травою двор.

На ступеньке крыльца сидел хозяин в тельняшке и, привычно действуя кочедыком*, вязал ячеистую сеть для рыбы. Рядом, на траве, положив голову на лапы, за всем этим наблюдал лохматый пес по кличке Абрек. Большой любитель рыбалки и гроза местных котов.

– День добрый, Степан Аристархович, – пройдя по гравийной дорожке, остановился перед ними Легостаев.

– ЗдорОво живешь, – весело прищурился старик. Абрек же дружески вильнул хвостом и басовито гавкнул.

– Ты никак к Машутке? – продолжил старый моряк. – Ее сейчас нету.

– А где она?

– Утренним паромом уехала в Питер. Будет только к вечеру.

– Да, незадача, – огорчился Юрка, присев рядом с хозяином на ступеньку.

– А в чем дело? – отложил в сторону Аристархович кочедык. – Давай, старшина, докладывай.

– Меня, дед, переводят в другую часть, – наклонился к нему Легостаев. – За пределами Кронштадта. Завтра утром убываю.

– Вона оно что,– вздохнул старик.– Понятно.

– Я оттуда Маше сразу напишу. Так и передайте.

– Будь уверен, передам, – заверил Аристархович.

После этого он проводил гостя до калитки, где оба распрощались.

– Так смотри, непременно дай весточку! – крикнул вслед старый моряк.

– Обязательно! – помахал на прощание рукой Юрка.

Ночью, в кубрике, он спал беспокойно. Снилась грустная Маша, подводные диверсанты, похожие на морских крабов и почему-то Абрек, сидящий на торпеде.

Ровно в восемь следующего утра, вся группа с сидорами* на плечах, у некоторых были фибровые чемоданы, а у одного в руке даже гитара, была в фойе штаба.

Там, у стойки дежурного, их встретил коренастый старший лейтенант, представившийся заместителем командира отряда Гусевым и вывел во внутренний, мощеный булыжником двор, где стояла полуторка.

Построив у нее, произвел перекличку. Все двадцать были на лицо. Серьезные и молчаливые.

Затем, аккуратно свернув список, офицер сунул его в нагрудный карман кителя и приказал, – в машину!

Парни влезли в кузов, оборудованный поперечными лавками, где, опустив вещи на пол, расселись по четыре. Хлопнув дверью, офицер занял место рядом с водителем и тот запустил двигатель. Потом железные, у КПП ворота, с лязгом откатилась в сторону, и грузовик, оставив за собой сизый выхлоп бензина, выехал наружу.

От штаба он покатил по брусчатке в сторону Купеческой гавани и спустя короткое время стал у замшелой бетонной стенки. Рядом с ней, на легкой ряби, покачивался морской охотник*.

Выйдя из кабины, старший лейтенант бросил, – всем с машины! (парни, прихватив свою хурду*, ловко попрыгали через борта вниз), а потом указал рукой на корабль «грузиться». По сходне дробно застучали матросские ботинки.

Как только офицер последним, ступил на палубу, сходню убрали и, отдав швартовы, охотник, урча моторами, отошел от стенки.

Выполнив циркуляцию, он прибавил ход, взяв курс на Финский залив. Подернутый легкой дымкой утреннего тумана.

– Группе вниз! – отдал очередной приказ старший лейтенант и, проследив как в настройке исчез последний из краснофлотцев, поднялся по трапу на открытый ходовой мостик.

– Ну как, всех своих забрал? – обернулся от рулевого командир в выцветшей штормовке.

– Всех, – ответил Гусев, глядя на пенные усы, катившиеся по бортам и исчезавшие за кормою.

Спустившись вниз, группа разместилась в тесном матросском кубрике, где парни стали гадать, куда охотник держит курс. Мнения разделились.