Валерий Ковалев - Диверсанты

– Ни хрена себе,– прокатилось по шеренге.

– Давайте еще, – вскочил на ноги Сафронов.

– Можно.

В этот раз противники с минуту кружили друг против друга, затем Николай, пригнувшись, резко прыгнул вперед и ухватил руками старлея под коленки. Далее последовал рывок (Гусев опрокинулся на спину, увлекая нападавшего за собой), а в следующий момент сделал тому упор ногами в живот и резко перебросил через себя.

– Хэк! – грузно брякнул позади противник.

– А теперь нападай вот с ней, – извлек офицер из кармана лежавшего неподалеку кителя финку и вручил отряхивавшему песок Сафронову.

– Бить взаправду? – взяв ее, попробовал тот остроту лезвия.

– Ну да, – снова принял боевую стойку Гусев.

Николай хищно ощерился, пригнулся, а потом резко взмахнул рукою.

Она тут же попала в крестообразный захват двух ладоней противника, и последовал резкий разворот. Финка полетела в одну сторону, курсант в другую.

– Ну вот, примерно так, – сделав пару шагов в сторону, поднял ее Гусев. – Молодец, Сафронов.

Затем он вернул тяжело дышавшего курсанта в строй и рассказал, как правильно падать.

– В противном случае вы можете серьезно травмироваться, – продолжил. Вслед за чем вызвал из строя Григорьева и показал это на практике.

Далее курсанты были распределены по парам, при этом учитывались рост с весом. Занятие продолжилось.

Вечером, после отбоя, у парней от бросков с подсечками, всевозможных блоков и падений, ныло все тело.

– Да, знает свое дело старший лейтенант, – шевеля пальцами на ногах, изрек Григорьев.

– Еще как знает, – ответил с другого конца кубрика Сафронов. – Я, например, у себя в деревне, спокойно мог переломить подкову или раскидать пятерых крепких мужиков. А тут шалишь, номер не проходит.

Так это ж наука, понимать надо, – пробасил с соседней койки Ваня Бойко.

Потом все погрузились в крепкий сон. Очень уж насыщенным выдался день. На кораблях, по общему мнению, служилось легче.

Все последующие дни были аналогичными.

С утра, после физкультуры и завтрака, на котором стали выдавать шоколад с воблой, занятия по легководолазной подготовке; затем обед и «адмиральский час», а далее взрывное дело. После ужина и короткого отдыха – самбо до седьмого пота.

По прошествии двух месяцев, обветренные и загоревшие курсанты, уверенно осуществляли спуски под воду, где неплохо ориентировались; при участии Васильева (нередко с командиром), выполняли учебное минирование стоявшей на фарватере баржи.

Туда добирались по дну своим ходом (до объекта было двести метров), а еще на подводном носителе. Он находился в носовой части дебаркадера, где хранился под брезентом.

Носитель представлял собой укороченную торпеду без заряда, на аккумуляторах, оборудованную сверху рулевым управлением и двумя алюминиевыми сидениями.

Он опускался под воду ручными талями Лацисом с двумя помощниками, у внешнего борта дебаркадера. Затем отдавались концы, на агрегат усаживались два боевых пловца, и, запустив двигатель, беззвучно скользили на глубине к цели.

Уверенно применяли ребята и приемы рукопашного боя. Теперь каждый из них знал дюжину бросков, защитных блоков, удушений и подсечек, так что, при необходимости мог не только защищаться, но и нападать на вооруженного противника.

Особенно поднаторели в этом деле Бойко с Сафроновым. Что было неудивительно при их богатырской силе. Однажды Николай даже победил Гусева, заломав тому во время поединка руку.

Впрочем, старший лейтенант не обиделся, а наоборот подарил тому свою финку.

– Держи на память, – протянул наборной рукояткой к курсанту. – У меня еще есть. А тебе пригодится.

– Отличная вещь, – рассматривая ее после занятий, цокали языками ребята. – Везет тебе, однако, Колька.

– Это да, – довольно прогудел Сафронов.

Увольнений, как предупредил командир, не было, но зато парни неплохо отдыхали по воскресеньям.

Вставали на час позже, завтракали и до полудня играли в волейбол, натянув имевшуюся в отряде сетку.

Нашлись и свои мастера. Мартыновский делал головокружительные подачи, а Андреев с Самохваловым наносили атакующие удары, которые из противников редко кто мог парировать.

После обеда, захватив пустые рюкзаки, курсанты отправлялись в лес или побережье, где собирали уйму белых грибов, подосиновиков и лисичек, а еще лакомились начинавшими поспевать жимолостью и земляникой. Любители же рыбалки, уходили вместе с Гудзем на побережье, где ловили немудреной снастью, крупную жирную салаку.

Добыча доставлялась на камбуз, отрядному коку Аркаше, и на ужин была жареха из грибов, а к ней золотистая уха и подкопченная на ольхе рыба.

После ужина многие шли на дебаркадер, где Лацис устанавливал на лючину* граммофон. И слушали пластинки с ариями из различных опер. До которых он был большой любитель.

Больше всего парням нравилась ария варяжского гостя. В исполнении Шаляпина.

О скалы грозные дробятся с ревом волны,

И с белой пеною, крутясь, бегут назад,

Но тверды серые утесы,

Выносят волн напор над морем стоя!

От скал тех каменных у нас, варягов кости,

От той волны морской в нас кровь – руда – пошла,

А мысли тайны от туманов,

Мы в море родились, умрем на море..!

гремел над притихшей гаванью могучий бас. Да так, что по коже шли мурашки.

– Убедительно поет, – каждый раз восхищался арией задиристый Витька Бойцов – Так и хочется дать кому-нибудь в морду.

– Чего ты такой шебутной*, Витек? – добродушно гудел Бойко.– И фамилия у тебя, того, уркаганская*.

– Фамилия обычная, как у всех, – обижался Бойцов, а окружающие смеялись.

Если же вечер был ненастный, ребята активно забивали «морского козла», в кубрике за раскладным столом, или слушали песни Сани Вишневского, исполняемые тем под гитару.

Обладавший похожим тенором, он колоритно выдавал напевы Лещенко, в том числе «У самовара», «Ах эти черные глаза» и другие.

Когда же переходил к особо популярному на флоте «Чубчику», на середину кубрика выходил гибкий Витька Книжников и, засунув руки в карманы штанов, дробно выбивал ботинками чечетку.

Давай, корешок, наяривай! – с восторгом вопили сослуживцы и кто-нибудь, сунув в рот пальцы, издавал разбойничий свист.

В такие дни, после вечерней поверки, улегшись в койки, еще больше сдружившиеся Легостаев с Усатовым, разговаривали о жизни. Мишка был родом из Казахстана, до службы, закончив техникум, работал санитарным инспектором, а потом секретарем райкома комсомола в своем районе.

Говорили в основном о будущем.

Легостаев мечтал, как оставшись на флоте, предложит Маше руку и сердце, а Усатов собирался отправиться в Москву и выучиться там на журналиста.

– Нравится мне эта профессия Юрок, – говорил он, заложив за голову руки. – Встречи с новыми людьми, беседы, командировки. Опять же можно посмотреть весь Союз и побывать на комсомольских стройках.