Фридрих Незнанский - Братва для полковника

— Я его в глаза никогда не видела. Только читала его показания.

— А ваш отец — Дмитрий Антонович — с ним был знаком?

Лариса задумчиво покачала головой:

— По крайней мере, мне об этом он точно не говорил.

— Понятно. Значит, Лариса, вы говорите, дело было закрыто двадцать первого августа, и прокурор Федишин вам об этом сообщил?

— Да уж. А уже двадцать второго августа позвонил сам Кравцов — с этой своей угрозой. Я не стала устраивать никакого скандала, подумала и решила попросить помощи у профессионалов. В нашем городе мне таковые неизвестны, а если они и есть, то они все в кармане у Кравцова. И я поехала в Ростов.

— То есть Кравцов позвонил вам на следующий день, сразу после того, как закрыли дело? — уточнил Денис.

— А я о чем вам говорю?! По радио об этом у нас, знаете ли, не объявляли. Вот и получается, что Кравцов руку на пульсе держал.

— Не стоит делать выводы, — попросил Денис, — предоставьте это мне. — Но про себя он не мог не признать, что Лариса была права. — Вы говорите, что против Кравцова никто не смел выступить. А как же Райнис? Что вы вообще о нем думаете?

— Хотите еще чаю? — вместо ответа спросила она.

— С удовольствием.

Лариса сходила на кухню и поставила чайник на плиту.

Денис услышал приглушенный голос:

— Нет, он рыжий…

Это была не Лариса, это ее дочь в соседней комнате разговаривала по телефону. Услышанная фраза Дениса насторожила. Он напряг слух. Снова послышалось:

— А я говорю — он рыжий! — Дальше было неразборчиво.

Лариса вернулась в комнату с чайником.

— Вы не ответили насчет Эдварда Райниса.

Денису показалось, что она немного смущена. Или только показалось?

— Райнис — порядочный человек.

— Ну слава богу, — искренне заметил он. — Я уж думал, у вас тут весь город…

— Но у него же нет никакой реальной власти, понимаете? И, как ни парадоксально, к нему в городе относятся хуже, чем к Кравцову. Все-таки чужак. Хоть он тут и родился, но все равно для придонцев — чужак. Особенно с этими нынешними казацкими настроениями… У нас ведь как люди считают? Лучше свой дракон местный, чем приезжий. К своему-то мы привыкли.

— Шварца цитируете? — улыбнулся Денис.

— Ну, примерно.

— А как насчет другого литератора? Как вам О’Генри?

— Что вы имеете в виду?

— Стихи, которые совсем недавно кто-то зачитывал в прямом эфире. Ну там про пузатого политика, помните?

— Как вы догадались? — спросила Лариса.

Денис пожал плечами и правильно сделал, что ничего не сказал, потому что она повторила:

— Как вы догадались, что… это я?

— Вы же вроде бы на сцене сидели, я вас там видел.

Лариса махнула рукой: мол, да ладно вам.

— Я понимаю, — сказала она, — это немного наивно, но хочется хоть что-то делать, не сидеть сложа руки, понимаете? Когда я узнала, что Райнис хочет идти на выборы, я предложила ему эти стишки. Они забавные и очень подходят к нашей ситуации. Он сказал, что придумает, как ими распорядиться. Только я думала, что он сам их прочитает вчерашним вечером, а он поступил тоньше.

Значит, Райнис подстроил эти звонки, сообразил наконец Денис. Ну конечно, это же были два первых звонка в прямой эфир. Они последовали сразу после того, как ведущий Белозерович неожиданно заявил о том, что появился еще один кандидат в мэры и тут же предложил телезрителям его угадать. Райнис знал об этой затее и подготовил своих людей. Они сидели и держали руки на телефонных трубках. С этой историей все ясно.

— Минуточку, — сказал Денис. — То есть вы знали о намерении Райниса? Но откуда?

— Мы друзья, — сказала Лариса после паузы.

Ничего больше объяснять было не нужно. Ясно, что они были больше чем друзья.

Денис вздохнул. Он почувствовал себя полным идиотом. Значит, Эдвард знает о том, что Лариса наняла частных сыщиков. А он перед ним комедию ломал… Или не знает?

— Вы говорили Райнису обо мне?

— Нет. Я только рассказала ему, что хочу обратиться к профессионалам.

— Он вас отговаривал?

— Не то чтобы отговаривал. Он сказал, что я хочу бороться с ветряными мельницами. А для того, чтобы навести в городе порядок, нужны другие способы борьбы. Впрочем, он посоветовал мне обратиться в ростовскую юрконсультацию «Щит и меч». Он имел с ними дела, и остался очень доволен, сказал, что там работают хорошие профессионалы и, возможно, они мне помогут. Но о том, что я ездила в Москву к вам, он ничего не знает. У него своих проблем хватает, и я решила не нагружать дополнительными. Он ведь решил в мэры пойти как раз после этого нашего разговора. Он долго созревал, и вот…

— Хорошо, давайте все оставим, как есть. По-прежнему никому ни слова правды обо мне и моей напарнице. А теперь вернемся к вашей школе. Вспомните, что Кравцов из себя представлял двадцать — двадцать пять лет назад. И насколько изменился, когда возник, как вы говорите, в середине девяностых. Вспомните, пожалуйста, все, что может хоть как-то касаться истории его отношений с вашей семьей.

Дмитрий Антонович Жолдак был директором школы старой формации — строгим, справедливым и еще раз строгим. Он опоздал родиться лет на пятьдесят, из него бы вышел отменный красный командир времен Гражданской. А может, и комиссар. Аскетичный быт, работа до седьмого пота и нетленные нравственные ценности — вот были его три кита. Дмитрий Антонович преподавал историю и обществоведение. Он был человек неглупый, много что понимал и в советские времена, умел читать между строк, но все же лавина разоблачающей социалистическое прошлое информации, обрушившаяся на страну в конце восьмидесятых, совершенно потрясла его. На многие вещи он стал смотреть совершенно иначе. Он стал яростным антикоммунистом, вышел из партии еще до путча 91-го года, и это стоило ему работы в школе. На городском уровне было решено, что «такой человек не может и не должен учить наших детей». Впрочем, после августа 91-го, когда социальное устройство общества стало меняться с непостижимой быстротой, ему предложили возглавить гороно — городской отдел народного образования. Дмитрий Антонович отказался от чиновничьей должности, но с удовольствием вернулся в свою школу и в свой директорский кабинет. Он продолжал учить детей, но постепенно начал участвовать в общественной жизни города и постоянно избирался в местную думу. Придонск — городок маленький, так что с вернувшимся на родину Кравцовым Жолдак сталкивался неоднократно. Он помнил многих учеников, и Кравцов был одним из них. Несмотря на всю свою резкость и максимализм, Дмитрий Антонович был мудрым человеком, жизнь дала ему некнижные знания, и он был уверен, что у цельных людей есть доминанта, определяющая их поступки, их движущая сила, от которой зависит все их существование. Жолдак помнил, что в юности Кравцов был жаден и что он жаждал власти. В школе он продавал джинсы и жвачки тем, кому считал необходимым, и таким образом наращивал свой авторитет. Однажды его поймали на краже в раздевалке, он стащил у одноклассника немецкий перочинный ножик. История, однако, осталась без последствий, потому что восьмиклассник заявил, что он сам подарил его Кравцову. Дмитрий Антонович заглянул в глаза мальчишке и не увидел там ничего, кроме страха. Кравцов уже тогда умел внушать людям страх.