Фридрих Незнанский - Дорогие девушки

3) Все это похоже на дурную шутку или чей-то злой розыгрыш.

4) От меня ушла жена.

Итог: Александр Борисович Турецкий в полном дерьме, и выбраться из этой кучи дерьма у него нет никаких шансов.

Теперь вопрос: что делать дальше? С личной жизнью, похоже, ничего уже не сделаешь. Треснула по швам и лопнула, как гнилой бурдюк. О, кей. Остается профессиональная жизнь. Вот здесь еще можно кое-что наладить, было бы желание.

Значит, самое время заняться профессиональной жизнью.

Итог: с сегодняшнего дня сажусь на диету, завязываю с выпивкой и начинаю заниматься спортом. В разумных пределах, конечно.

Кто знает, что еще ждет впереди. Предчувствия у меня самые мрачные. А до сих пор они меня ни разу ни обманывали».

Едва Турецкий убрал тетрадь в стол и закрыл ящик на ключ, как в дверь позвонили. Где-то в глубине сознания забрезжила надежда на то, что это вернулась Ирина. Но Турецкий тут же одернул себя: у Ирины есть свой ключ.

До прихожей Александр Борисович шел прихрамывая. Прыжок на пол все еще давал о себе знать. Открыв дверь, Турецкий удивленно посмотрел на гостя.

— Антон?

— Здравствуй, Александр Борисович.

Плетнев стоял на пороге, сунув руки в карманы брюк, и смотрел на Турецкого исподлобья.

— Проходи.

Турецкий посторонился, давая коллеге войти. Однако дальше прихожей Антон Плетнев почему-то не пошел.

— Ты по делу или так? — поинтересовался Турецкий, окидывая взглядом коренастую фигуру гостя.

— По делу, — ответил Плетнев, как показалось Александру Борисовичу, немного смущенно.

Турецкий усмехнулся — зло и презрительно (и это не укрылось от быстрого взгляда Плетнева).

— Ну, давай, выкладывай. Или сначала выпьешь кофейку?

— Спасибо, не буду. — Плетнев вынул руку из кармана, посмотрел на ладонь и снова сунул руку в карман, словно не знал, с чего начать, и теперь бестолково и растерянно тянул время. Наконец он поднял на Турецкого мрачный взгляд и сказал:

— Помнишь наш последний разговор?

— Конечно.

— Я тогда хотел позвонить тебе и сказать, что был не прав. Хотел извиниться за все, что наговорил.

— Но потом решил прийти и высказать все лично? — сухо поинтересовался Турецкий.

Плетнев покачал головой.

— Нет. Теперь я знаю, что был прав. Ты не тот Турецкий, которого я когда-то знал. Ты сломался. Неприятности сломами тебя. Ты чувствуешь себя неудачником и отыгрываешься за все беды на Ирине.

— С чего ты решил, что можешь приплетать к разговору мою жену? — поинтересовался Турецкий, и голос его угрожающе заклокотал.

— Имею. Потому что пришел сюда по ее просьбе.

Несколько секунд Александр Борисович молчал, потом сказал:

— Вот как?

Плетнев вынул руки из карманов. Руки у него были мускулистые, костяшки на кулаках мозолистые.

— Ирина просила передать, что не хочет с тобой жить, — спокойно сказал он. — Она подаст документы на развод.

Зрачки Турецкого сузились.

— А ты-то какого черта суешься в наши дела? — сухо спросил он.

Плетнев дернул уголком губ.

— Полегче. Я уже сказал, что пришел сюда по поручению Ирины.

Турецкий сжал кулаки и двинулся на Плетнева.

— Еще раз произнесешь ее имя, и я сверну тебе шею, — предупредил он.

Плетнев окинул Турецкого оценивающим взглядом профессионального бойца и отрицательно качнул головой:

— Это вряд ли. Ты не в той форме.

— Да мне и форма не нужна, чтобы выбить из тебя дух.

— Это вряд ли, — повторил Плетнев. Он сверкнул на Турецкого угрюмыми глазами и добавил. — На войне мне приходилось убивать людей. Пару раз я делал это голыми руками. Не искушай судьбу, Александр Борисович.

Мужчины стояли друг против друга и с напряженным вниманием вглядывались друг другу в лица.

— Александр Борисович, — снова заговорил Плетнев. — Я не хочу с тобой драться. Я слишком сильно тебя уважаю. Но ты должен меня понять. Я…

— Ты закроешь рот или хочешь, чтобы это сделал я? — осведомился Турецкий, тяжело дыша.

— Вот это ты зря сказал, — прорычал Плетнев.

Мужчины сжали кулаки и двинулись друг на друга.

Схватка была недолгой. Через минуту оба бойца сидели на полу. Турецкий держался правой рукой за левое плечо. Левая рука висела у него как плеть. На губе запекся комочек крови. Волосы на голове тоже были окровавлены.

Плетнев сидел в другом углу прихожей. Сидел, мрачно поглядывая на Турецкого и потирая пальцами ушибленную челюсть.

— Неплохой удар, — проговорил он.

Александр Борисович ничего не ответил. Тогда Плетнев снова заговорил:

— Сейчас я поднимусь на ноги и выйду из квартиры. Не советую тебе мне мешать.

— Ты никуда отсюда не уйдешь, — с ледяным спокойствием в голосе сообщил Плетневу Александр Борисович. — Пока я тебе не разрешу.

— У тебя не действует левая рука. Если ты не образумишься, не будет действовать и правая.

— Ничего. У тебя не действует голова, и это нисколько тебе не мешает.

— Насчет головы я бы на твоем месте молчал, — ухмыльнулся Плетнев, посмотрел на окровавленные волосы Турецкого, затем перевел взгляд на окровавленный дверной косяк.

— Еще слово, и я доломаю тебе челюсть, — сказал Турецкий. — Месяц будешь есть через соломинку.

Плетнев усмехнулся и покачал головой.

— Это смешно. Два взрослых мужика, а ведем себя, как уличная шпана. Неужели тебе нужен второй раунд?

Турецкий молчал, сверля противника холодным, гневным взглядом.

— Ну, хорошо, — сказал Плетнев. — Видимо, нужно объясниться. Я и Ирина…

— Ты с ней спал? — сухо спросил Александр Борисович.

Плетнев осекся. Изумленно уставился на Турецкого.

— Что?

— Оглох? Я спрашиваю: ты с ней спал?

Брови Плетнева сошлись на переносице.

— Не думаю, что этот вопрос…

— Мне плевать, что ты думаешь, — брезгливо осадил его Александр Борисович. — Отвечай: ты с ней спал или нет?

Плетнев молча поднялся на ноги. Турецкий последовал его примеру. И снова противники стояли друг против друга, тяжело дыша и до хруста сжимая кулаки. Второй раунд был бы неминуем, но тут Плетнев сделал шаг назад и опустил руки.

— Нет, — сказал он. — Никаких больше драк. Я обещал Ир… твоей жене, что не буду тебя провоцировать. Если ты думаешь, что она ушла ко мне, ты ошибаешься. Она у своей подруги.

— У какой? — угрюмо спросил Турецкий.

— Она не хочет, чтоб ты знал. Поэтому за ее вещами пришел я. А что касается твоего вопроса… Мы с Ириной Генриховной просто друзья. Хорошие друзья. И я никогда и ничем не позволю себе…

— Ну, ладно, ладно, — устало сказал Александр Борисович. — Я услышал то, что хотел. Можешь не распространяться. Подожди здесь, я принесу чемодан с вещами. Можешь, кстати, пройти на кухню и сделать себе кофе.

Плетнев неуверенно переминался с ноги на ногу. Турецкий усмехнулся: