Фридрих Незнанский - По агентурным данным

— Это в память о том винограде, который мы собирали когда-то в лесу. Он мытый!

Он рассмеялся, и она тоже рассмеялась, и им сразу стало легко друг с другом. Словно она произнесла некий пароль.

— А помнишь, как ты будил город?

— Конечно! Я знал, в какое время гаснут фонари.

— Нет, не рассказывай, а то я перестану верить в Деда Мороза! — перебила она, на мгновение закрыв его рот ладошкой.

И он почувствовал запах ее кожи, и поймал себя на том, что не хочет, чтобы она убирала ладонь, и коснулся губами ее прохладных пальцев.

Она тут же отдернула их, руки ее уже хлопотали в пакете. Склонившись, она доставала стаканчики, салфетки, что-то еще. Отливающая медью прядь закрыла лицо. Он убрал ее, ощущая в руке тяжесть ее волос, и увидел, что Алиса отчаянно покраснела. Чтобы дать ей время справиться со смущением, он занялся шампанским.

Алекс откупорил бутылку и разлил пенную влагу.

— Ну, за встречу?

— За встречу!

Пузырьки щипали нос. Он давно не пил шампанское, предпочитая виски с содовой или пиво. Но это показалось ему необычайно вкусным.

— Значит, ты была влюблена в меня летом восемьдесят девятого года?

— Была, — кивнула она, щурясь от солнца.

— М-да. как же я упустил такой шанс!

— Что поделаешь! Не мы такие, жизнь такая, как говорит мой племянник.

— А я уж испугался, что этот афоризм принадлежит тебе.

— Увы!

— Господи, а красота-то какая!

Они проплывали мимо Михайловского замка, мимо Летнего сада. Затем катер нырнул под мостик, и они оказались в узкой протоке Мойки. Набережная была тоже узкой, дома буквально нависали над водой.

— Это же Венеция! — не удержался Алекс.

— Северная, — уточнила Алиса.

— Ну да, что это я? Знаешь, я бывал в Питере раз десять, но ни разу не видел его вот так, с воды, ни разу не совершал таких дивных прогулок. Город совсем иной!

— Проплываем пушкинские места, — голосом экскурсовода прогнусавила она и тут же добавила, смеясь: — Ну и не только его, конечно.

— Спасибо тебе за этот подарок! За тебя!

Он подлил шампанское. Они выпили. Алиса запустила руку в пакет с крупными темно-красными ягодами, вынула гроздь, положила на тарелочку между ними. И эти спелые ягоды снова вернули их в прошлое.

— Помнишь, как ты брал у Макса интервью?

— Да. Это действительно было первое интервью, которое он дал прессе.

— Ты еще все мучил его с понятием «родина».

— Ну, была предыстория. Мы с ним в период глубокого «застоя» были на экскурсии во Львове. Дама, которая ее проводила, так задавила нас всех социалистическим пафосом, что я тихонько хихикал над ней. А Макс, помню, цыкнул на меня: не смей мол, это моя Родина! И я все потом думал на эту тему — что же это такое. Особенно в таком сложном случае, как у Макса.

— И твоя версия?

— Ну, мне кажется, он правильно ответил: то, что готов защищать, даже если над этим порой смеешься. Но, надеюсь, мы эту тему оставим? А то опять-таки смешно: встретились двое молодых людей — он и она, — чтобы поговорить о Родине.

— Кто молодой, а кто.

— Не хами! — рассмеялся он. — А ты действительно очень хорошо помнишь то лето!

— Да, до мельчайших подробностей. И в очень большой степени благодаря Максу. Он так… учил меня всему, делился со мной всем, чем был богат.

— Мне казалось тогда, ты напоминаешь ему дочку, которую он никогда не видел. Было в его отношении к тебе столько трогательного и нежного.

— И я так помню все это! Мне даже кажется, что тем летом я как будто переродилась немножко. Стала другой.

— Ну, понятно. Первая любовь.

— Перестань!

Она легонько шлепнула его по руке, и он успел ухватить ее ладошку и удержать ее.

— Скажи, а ты с какого момента себя вообще помнишь? — отвлек он ее вопросом, чтобы она не вырвала руку.

— Ну. Наверное, лет с двух. Когда меня первый раз посадили на лошадь. Бабушка села верхом, кто-то, не помню кто, поднял меня и усадил на лошадь, перед нею, и мы потихоньку поехали. Бабушка, конечно, держала меня, но все равно было жутко. Мне казалось, что я нахожусь ужасно высоко. И страшно, и здорово одновременно. Я ухватила лошадь за гриву, она была такая густая, шелковистая. И этот запах лошадиный я запомнила с тех пор. Да, наверное, это мое первое воспоминание. А ты?

— А я помню себя в большой комнате. Я лежу в огромной постели и притворяюсь спящим. Двое взрослых — мужчина и женщина — громко и сердито разговаривают. Я был, видимо, тогда очень маленьким и не понимал ни слова, из того, что они говорили. Но очень хорошо чувствовал, что в этот момент решается моя судьба. Как бездомная собака, которую привели в дом, и на семейном совете решают, оставить или выгнать обратно на улицу. Я лежал и боялся шевельнуться, чтобы не рассердить того, кто был за меня.

Он замолчал, заново остро вспомнив тот момент и свой ужас перед будущим. И почувствовал пожатие ее ладошки в его руке. Алиса смотрела на него очень серьезно, будто принимая в себя его переживание.

— И что? — тихо спросила она.

— Все кончилось хорошо. Меня не выгнали на улицу, — улыбнулся он.

Катер снова нырнул под низкий широкий мост и вынырнул уже в акватории Невы. Резкий порыв свежего морского ветра обрушился на них мощно и весело. Вид открывался потрясающий. Широкая, вольная река распадалась слева на два рукава, словно обнимая Васильевский остров. Ростральные колонны выступали к воде, стройные, мощные, величественные. А напротив них сиял в солнечных лучах шпиль Петропавловки.

— С ума сойти! — восхищенно воскликнул Алекс. — Это потрясающе! Нет в мире другого такого города, уж поверь мне!

— Плавали, знаем, — весело откликнулась Алиса. — Но Москва тоже ничего городок.

Катер повернул вправо, они миновали Эрмитаж, двинулись к Летнему саду, затем опять нырнули в Фонтанку и причалили.

— Вот и все! Путешествие закончилось, — вздохнула Алиса.

— Что значит — все? Все еще только начинается! Ты ведь прямо с поезда?

— Ну, в общем, да.

— А уже два часа пополудни, выражаясь высоким стилем. Короче, я веду тебя обедать!

— Куда?

— Представь, я тоже готовился! И выбрал одно концептуальное заведение. Совсем неподалеку. «Саквояж беременной шпионки», как тебе?

— Это название?

— Ну да! Мне кажется, учитывая нашу с тобой родословную, это то, что надо.

— Согласна! — кивнула девушка, тряхнув головой.

И солнце вспыхнуло в ее волосах. Опасно иметь такие волосы. Очень хочется погрузить руки в их шелковую тяжесть. Опасно ходить рядом с такой девушкой.

Алекс мужественно отвел глаза, взял ее под руку и повел по Невскому. И чем дальше они шли, тем больше ему нравилась округлость ее локтя, ее крепкое, упругое тело, которого ему приходилось касаться.

А потом время понеслось с бешеной скоростью. Они сидели в кафе, что-то ели, пили, и говорили, говорили. Он наконец спросил: