Фридрих Незнанский - Золото дикой станицы

Она с удивлением заметила улыбку на лице Турецкого, но ничего не спросила.

— Вот тогда нас и подпалили. Ну а потом дядя Володя ушел из милиции. Они там всех купили, а его не смогли. Он смелый, честный…

В ее словах прозвучала такая гордость за Володю, что Турецкий понял — выше авторитета, чем ее дядя, для нее не существует.

— С тех пор они его и не любят… — продолжила Лена. — А вы правда Олежку Бэмби не убивали?

— Правда, Леночка, правда.

Лена помолчала, присматриваясь к Турецкому. Наконец решительно спросила:

— А скажите…Там в Москве с вами что-то ужасное случилось? Ну, когда вы убежали оттуда. А про жену придумали, потому что это все тайна? За вами гнался кто-то?

Турецкий нахмурился. Ему совсем не хотелось развивать тему, которая так интересовала Лену. А она, по всей видимости, ждала интересного рассказа и по-детски приоткрыла рот.

— Никто за мной не гнался, — нехотя ответил он. — Никто, кроме собственного самолюбия. Если тебе это понятно.

— Конечно, понятно. — обиделась Лена. — Уязвленное самолюбие может до чего угодно довести человека.

— И у тебя, бедняжки, есть уже такой опыт? — сочувствующе спросил Турецкий.

— Вы не смотрите, что я так молодо выгляжу. Мне уже двадцать два. И кое-какой горький опыт у меня тоже имеется. Я в этой глуши, может, душевные раны залечиваю.

Турецкий с интересом взглянул на нее.

— А чем ты здесь занимаешься, спасительница моя? Речь у тебя развита, как у читающего человека. А когда разговаривала со своим женихом, я подумал, что ты местная.

— Во-первых, Димон мне не жених. Я вам уже говорила, — опять обиделась Лена. — Во-вторых, я преподаю русский в местной школе. Между прочим, закончила Краснодарский пединститут. А в третьих, знаете как говорят — с волками жить, по волчьи выть. Говорю с ними на доступном им языке. Все-таки живу здесь уже два года, подучилась.

— Не обижайся на меня, Леночка, — Турецкий протянул руку и слегка пожал ее пальцы. — Конечно, как это мне в голову могло прийти, что этот пьяный бандит твой жених? Да он недостоин даже близко к вашему дому подходить! Но ты ему нравишься, это определенно. Видишь — алкоголь ему язык развязал, вот и признался при всем честном народе. Не зря говорят — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

— Лучше бы я им никому не нравилась. Спокойнее жила бы, — с досадой ответила Лена.

— Пристают?

— Проходу не дают. Даже обидно. Не то, чтобы я ставила себя выше станичных. У нас есть своя интеллигенция. Да все женаты. А за мной все больше бывшая шпана ухлестывает. Если не казачки, то милиционер. И то — форму понацепляли, а на самом деле обыкновенные бандиты, — грустно вздохнула Лена. — Иногда думаю — что же мне попадается всякая шваль? Неужели что-то во мне такое, что притягивает именно их? Вроде никакого повода не даю…

— А наглые всегда действуют решительнее, чем приличные, — попытался ее утешить Александр.

Турецкий хотел сказать ей еще что-нибудь утешительное, но грохот на первом этаже заставил его прислушаться. Раздался звон разбитого стекла, затем нечленораздельный вопль Володи вынудил Лену вскочить. Турецкий вопросительно взглянул на нее, а она уже метнулась к дверце, обреченно бросив через плечо:

— Только не это! Все-таки выпил…А ведь ему нельзя…

Она торопливо затопотала по ступенькам вниз и Турецкий услышал ее сердитый голос:

— Отдай!

— Отставить! — по военному прикрикнул на нее Володя.

— Отдай!

— Отставить! Лена!.. На горшок и спать!

— Да что же это такое? — вскрикнула Лена.

Раздался новый грохот. Турецкий поспешил к люку предполагая, что пока он вел неспешный разговор с Леной, Володя времени даром не терял. Он успел уже здорово набраться, и, похоже, останавливаться на этом не собирался. Более того, настроен он был довольно воинственно. Удивительно, как Лене удалось разоружить крепкого мужика. И теперь она сидела на полу, прижав карабин к груди, а пьяный в зюзю Володя стоял над ней, покачиваясь, у перевернутой табуретки в глубокой задумчивости. Видимо, воспользовавшись тем, что Лена задержалась на чердаке, он тщательно готовился к исполнению своих давно позабытых обязанностей. Не забыл набросить милицейский китель, и хотя на голом теле он смотрелся несколько странновато, некий шик в этом присутствовал. Завершала его парадный вид фуражка, чудом державшаяся на голове. Да вот оружие племянница у него отняла, а туда, куда он собрался, без оружия появляться было нельзя. И Володя соображал, как бы отбить его обратно. Ведь не драться с родной племянницей, зашибить можно ненароком… Профессиональным взглядом окинув боевой вид бывшего начальника отделения милиции, Турецкий понял, что до такого состояния мог допиться только человек, который давно не пил. Уж очень быстро на него подействовал алкоголь.

Бывший мент наконец вышел из состояния ступора.

— Отдай! Сдать оружие! — пьяно пошатнувшись, строго приказал племяннице Володя.

— Дядя Володя, опять? Ну что вам неймется? Не дам! Это же не табельное оружие! Это незаконно!

— Научил на свою голову! — пробормотал Володя. — Повернувшись непослушным телом к двери, он вдруг выбросил руку вперед, как будто обращался к невидимым оппонентам с речью:

— Никуда я из своей станицы не уеду! Никуда! И хай не надеются! Понацепляли лампасы, шпана станичная, байстрюки иногородние, клоуны ряженые. Це мий дид в Добровольческой армии в девятнадцатом году…

Закончить речь ему не удалось, потому что Лена бесцеремонно остановила его:

— Та хватит вам…Я уже вашу биографию наизусть знаю.

— Ты знаешь, а он не знает! — ткнув пальцем в потолок резонно заметил Володя и заплетающимся языком попытался пуститься в рассуждения о своих далеких предках и посвятить в них нового знакомого. И хотя он сейчас не видел его, допускал, что ему тоже интересно послушать родословную хозяина дома.

— Мой прапра…дед, — он сбился со счета, махнул рукой, но не растерялся, — потомок запорожских казаков. Сама Екатерина II повелела ему лично! переселиться на кубанские земли. Это было после победы наших в русско-турецких войнах.

— Ну что вы привираете? — вмешалась Лена. — Чтоб царица лично каждому казаку приказ отдавала — не было такого!

— Шо ты, Лена, понимаешь в казачьих делах?! — возмутился Володя. — Мой прапра-прадед очень храбрый был! Когда переселился на Кубанщину, охранял въездные ворота на форпосте Екатеринодара. Я ж тебе рассказывал о его военном значении. И про военный Ставропольский шлях рассказывал, и про малярию…А про историю железной дороги Тихорецк-Екатеринодар-Новороссийск хочешь послухать?

— Не хочу, — с досадой ответила Лена. — Я не люблю слушать пьяные разглагольствования. Вот проспитесь, тогда и послушаю. В сотый раз.