Фридрих Незнанский - Убийственная красота

— Ош-шибочка вышла, передоз, — нагло ухмыльнулся Круглов. — Нальешь еще или как?

— Налью, этого добра не жалко. — Литвинов наполнил рюмки.

Они снова выпили. Круглов следил пьяными глазами за Литвиновым. Тот демонстративно пил не меньше электрика.

Следи, следи, следопыт хренов! Тебе меня не переиграть. Образование — великая вещь. Плюс возможности. И сорбент, который принят за полчаса до пьянки, мои мозги сохранит в ясности. А вот твои… Литвинов взял куриную ногу, отщипывая коричневое мясо, продолжил:

— Ошибочка, говоришь? Хорошенькое дело! И кому платить за твои ошибочки?

— Т-тебе, — ухмыльнулся электрик.

— То есть?

— Л-ладно, Игорич, нечего из себя целку-то строить. Не ты ли меня нанял пару месяцев назад, чтобы я Маринку т-твою на нужную тебе мысль навел, да с-совет ей дал, да в исполнители записался, а? За-за-был уже, что ли? То-то она на кухне все причитала: мой б-бедный Марат! Затравили, замучили, изверги! Звонят, угрожают. Мы жа-алуемся, на нас ноль внимания! С ума можно сойти! И что я должен был ей посоветовать? А давайте-ка, Мариночка Ильинична, устроим как бы взрыв. Подложим взрывпакетик и сами же его обнаружим… Тут-то они и всполошатся, пожарные с милицией! И начнут копытами бить: кто нашего Марата обижает? Арестовать! А она: да кто же его подложит-то? А я ей: я подложу. Потому что не могу смотреть на ваши страдания. Потому как уважаю вас безмерно за доброту вашу. Сам подложу, сам и обезврежу… Так и сделано было. А когда не арестовали того, кого ты засадить хотел, снова нужно было Мариночку завести: а давай-ка повторим, Ильинична! Первый раз не среагировали, а на второй-то уж конечно всполошатся! Мы теперь другого шуганем, который покруче.

— Да кого же черта ты его угробил, придурок? — наклонился к Дмитрию Литвинов.

— Да ты же сам этого хотел! Нечего теперь назад отыгрывать. Сам мне сказал: а если и угробишь мужика, не велика печаль. Говорил?

— Не помню. Врешь ты все.

— Г-говорил, родимый. И к-когда вез меня сюда, тоже не особо печалился. И теперь ты у меня в кулаке. Потому что я — всего лишь исполнитель, да еще и контуженый инвалид войны. А заказчиком получаешься ты.

— Нет, не я.

— А кто? Баба твоя? Неужто ее подставишь? — изумился пьяный Круглов.

— Никто никого подставлять не собирается. Только ты, я вижу, забыл, что сидел на моей шее? Что я тебя через Маринку деньгами ссужал на игру? На автоматы, в которых ты дни просиживал. И мои деньги просаживал. Два года гужевал. Все одалживался. Я, мол, потом отдам! А на компьютер кто тебе денег дал? Ты что думал, башли просто так даются? За твои глаза красивые?

— Так я их и отработал! Ты ж меня на этом и взял, паскуда! На пороке моем!

— Ладно, все, не дергайся! Хватит разборки устраивать. Надо думать, что дальше делать. Марина нервничает. Менты шастают.

— Ну и что? Договоримся, так никто ничего не узнает.

— Что ж, давай договариваться.

Литвинов наполнил стопки.

— Подожди, я в сортир. Отлить надо.

Дмитрий поднялся, пошатываясь прошел на кухню, за которой располагался санузел.

Марат Игоревич давно ждал этого момента. Он вынул из внутреннего кармана пиджака носовой платок, извлек ампулу с прозрачной жидкостью. Отломил головку, вылил содержимое в рюмку Круглова. Пустую ампулу с обломками стекла снова завернул в платок, убрал в карман.

Это было замечательное фармацевтическое средство. Используемое анестезиологами в мирных целях, умноженное на алкоголь, оно вызывало остановку сердца. Ценность препарата заключалась в его отсроченном действии. Второе преимущество в том, что, разлагаясь в организме, препарат не обнаружится в крови при вскрытии. Этот дивный препаратик разработчики апробировали год назад при участии Литвинова. И включили его, Марата, в соавторы. Молодцы! Препарат получил «путевку в жизнь», а он, как соавтор, получил в свое распоряжение несколько десятков ампул. Вот и пригодилось! «Все-таки верную профессию выбрал я себе когда-то», — усмехнулся Литвинов. Круглов вернулся, почти упал на стул. Глаза его были мутными.

— Ну так что? — спросил Литвинов.

— Я д-думаю, штука в месяц меня ус-т-роит.

— В деревянных?

Круглов пьяно рассмеялся, погрозил пальцем:

— Нет, не в деревянных. Зеленью.

— Ты спятил. Откуда у меня такие деньги? И потом, что значит в месяц? Это на сколько месяцев? На всю оставшуюся жизнь, что ли? Ты и вправду идиот.

— Можно двадцать штук единовременно. И я исчезну. П-просто ис-п-парюсь.

— Десять.

— С-с-емнадцать.

Они торговались еще минут пять, затем Литвинов сдался:

— Все, хрен с тобой. Завтра привезу деньги. И чтобы послезавтра ты из моей жизни исчез.

— Идет!

— Ну, давай по последней.

— А чего это по последней-то? — Круглов поднял рюмку, опрокинул ее, подцепил кусок колбасы. — Сам говоришь, хорошее-то можно… Давай плесни еще.

Через пару минут он спал, уронив голову на стол. Литвинов вымыл свою тарелку, рюмку, убрал все это на место. Пакет с бутылками отнес на кухню.

Почти пустая бутыль «стандарта» осталась стоять на столе, рядом с поникшей головой Круглова. Рюмку, из которой пил Дмитрий, Литвинов дважды ополоснул водкой, держа ее обернутой в платок рукой. Затем тщательно вытер изнутри. Еще раз оглядел стол. Остатки еды, хлебные крошки, рюмка, выпитая бутыль водки. И навеки уснувший электрик.

Кажется, все предусмотрено, еще раз оглядев комнату, решил Литвинов.

Кинув в рот таблетку «антиполицая», Марат Игоревич отправился в обратный путь.

Друзья встретились в «Узбекистане», где для них всегда держали столик в обособленном от основного зала кабинете.

— Ну, с чего начнем? — спросил Грязнов после пары выпитых рюмок и легкой закуски. — У меня вчерашний день отработан по полной программе. Ребята мои побывали и на подстанции «скорой помощи», откуда к Нестерову выезжала машина, и в больнице. Посетили и военкомат, куда приписан наш Круглов, исчезнувший электрик. Так с чего начнем? — повторил он.

— Давай с больничных дел.

— Значит, так. «Скорую» Нестеров вызывал восемнадцатого августа, как ты помнишь. Это было в семнадцать сорок. У них там каждый вызов записывается на магнитофон. Так что орлы мои запись прослушали. Нестеров жаловался на сильную боль в груди, которая длится уже несколько часов. Упомянул, что он сам — врач. И что обычные лекарства не помогают. К нему выехала бригада, приехали через двадцать минут. Потом вызвали реанимацию. Диагноз первой «скорой» — инфаркт. Реанимационная инфаркт отменила, но повезли его в Первую клиническую больницу с диагнозом острая сердечная недостаточность. То есть это как бы предынфарктное состояние. Так доктора объяснили. Врач, выезжавший на вызов, утверждает, что Нестеров был плох. Мог, дескать, и коньки отбросить. В Первую клиническую больной попросился сам, у него там знакомые доктора, он там у них уже лечился. А что я тебе говорил?