Антон Антонов - Рекламный трюк

В тот день, поставив машину в гараж. Крокодил не думал, что ему придется воспользоваться ею снова. И не только потому, что Марик это запретил — Гена плевать хотел на Марика с высокой колокольни. Просто опасно было ездить на чужой машине без доверенности и глупо было бы попасться на такой мелочи, проворачивая дело на три миллиона долларов.

Но когда Казанова наотрез отказался ехать за оружием на своем такси, Крокодил психанул, хлопнул дверью, плюнул в пол и уселся в «тойоту».

Это было чудовищной глупостью. Пока он ездил в соседнюю область, Казанова, занимаясь в «темнице» любовью с пленницей, все время спрашивал себя: «Почему я еще здесь?» В его мозгу ежеминутно всплывала одна и та же тема — кажется, из фильма «Двенадцать стульев» с Андреем Мироновым: «Пора удирать! Пора, брат, пора». Но тут же пробегало, как мираж, фантастическое сияние, то ли зеленое, то ли золотое, и имя ему было миллион долларов — вернее, целых полтора миллиона, поскольку Уклюжий выпал из доли, а сумму выкупа Крокодил уменьшать не стал.

Это сияние удерживало Казанову от немедленного бегства. И он дождался возвращения Гены.

Крокодилу опять повезло. Хотя операция с самого начала пошла наперекосяк, в самые острые моменты обоим ее участникам все же улыбалась фортуна. Иначе они давно сидели бы в кутузке, а может, лежали бы в морге. Но удача еще не повернулась к ним спиной, и это давало надежду на благополучный исход всего дела.

— Ну, и что дальше? — спросил Казанова, когда Крокодил раскладывал на столе свои покупки. — С кем мы будем воевать?

— Со всеми. Мне нужен миллион долларов, и он у меня будет.

— Раньше ты думал, что для этого хватит одного самопала и пары бомб с газом.

— Раньше я не думал, что против нас выйдут профессионалы. Они ведут себя неправильно, и я в этом не виноват.

— А может, это мы ведем себя неправильно?

— Теперь да. Они должны были принести деньги сразу, как только я сказал. И не какие-то легавые, а сам Горенский, которого они не рискнули бы подставлять под пули. Какого черта Горенский сбежал? Ему что, действительно плевать на свою бабу? Это же золотая курица.

— У него таких куриц целая птицеферма. Янка в первый же день сказала тебе, что ему плевать.

— Мне неинтересно, что она сказала. Мне нужны деньги. Я не хочу никого убивать, но они меня довели. Если боишься, можешь идти. Я тебя не держу и в подвал сажать не стану.

— И пробовать не советую, — усмехнувшись, сказал Казанова и принял боевую стойку.

В ответ Крокодил вогнал на место магазин автомата, передернул затвор и спросил:

— Ну и куда ты с голой пяткой против АК-74?

Казанова тотчас расслабился и сказал:

— Ладно. Я иду с тобой. Один уговор — стрелять только по конечностям.

— Если они честно принесут деньги, то мы вообще не будем стрелять. А если это ловушка, то нам будет некогда целиться.

— Если бы знать заранее, что они на самом деле задумали…

— Если б знать где упасть, то во рту росли б грибы, — ответил Крокодил поговоркой, построенной по принципу: «Не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь».

«Если вы цените здоровье Яны Ружевич, ее язык и ее жизнь, то послезавтра три миллиона долларов, из которых 100 тысяч в мелких купюрах, а остальные — сотенными, должны быть уложены в большую сумку с наплечным ремнем. Туда же надо положить 100 миллионов рублей. Остальные рубли можете взять себе.

Передавать деньги должна женщина. В 23.07 ей нужно сесть в белогорскую электричку, во второй вагон, и стоять все время в заднем тамбуре.

Нами проверено: после станции Загородной эта электричка идет практически пустой. Поэтому если в вагоне окажется больше трех человек, сделка не состоится. То же самое произойдет, если вагон будет плохо освещен.

Если кто-то в поезде или вне его попытается помешать передаче, Яна Ружевич пострадает. Если кто-то из наших людей будет задержан, ранен или убит, оставшиеся немедленно убьют заложницу, и смерть ее будет мучительной. Наша боевая команда будет поддерживать непрерывную связь со штабом. Советуем не забывать об этом.

Попытка устроить ловушку дорого обойдется всем, и прежде всего Яне Ружевич. Если вы задумали что-то подобное, лучше скажите об этом сразу, и тогда Яна пострадает меньше, а мы дадим еще немного времени, чтобы приготовить деньги.

Мы не шутим, и с нами шутить не надо».

— Интересно, они блефуют или их, и правда, много? — задал риторический вопрос следователь прокуратуры Туманов, перечитав еще раз распечатку последнего послания похитителей.

— Почему много? Хватит и троих, — отозвался Ростовцев. — Двое идут за деньгами, а третий бабу караулит.

— И каждому по лимону баксов. Логично.

— Логично, — согласился Ростовцев, — Это если похищение настоящее. А если это трюк, то их может быть даже очень много. Горенский — человек богатый.

— Наши действия? — поинтересовался Туманов.

— Для начала попросим санкцию на боевую операцию. Даже если это трюк, все равно любого из трюкачей можно засадить лет на пять.

— Злостное хулиганство с применением оружия или предметов, его заменяющих, — процитировал Туманов. — От трех до семи по новому кодексу.

— Вот именно. А случай уж больно удобный. Когда они шли по коридору в кабинет начальника криминальной милиции, Ростовцев сказал:

— Мне другое интересно. Почему они прислали дискету, а не распечатали письмо на принтере? Ведь вышло бы дешевле и проще.

— Элементарно, Ватсон. У них не было принтера.

— Это кто Ватсон? — возмутился Ростовцев. — Это я Ватсон?!

— Ладно, ладно. Не обижайся, дорогой Шерлок. Я больше не буду.

Беседуя таким образом, они дошли до кабинета Короленко, и Ростовцев, постучавшись, заглянул внутрь.

— Николай Дмитриевич, разрешите?

— Заходи, Саша. Что скажешь хорошего? Ростовцев вместе с Тумановым зашел в кабинет.

— Мы по поводу завтрашних дел, — сказал Ростовцев. — Ребята из «Львиного сердца» завтра попытаются захватить похитителей Ружевич. Хотя бы одного. Мы считаем, им надо помочь.

— Мало ли что вы там считаете. Я бы с удовольствием вообще запретил эту затею. Если бы не наш прокуратор да не мохнатая лапа в Москве, ни одного пинкертона давно не было бы в городе. Ты пойми — если там настоящие преступники, то могут быть трупы, а на кой черт нам это надо. Своих ребят я под пули подставлять не хочу, и чужие трупы вешать нам на шею тоже не собираюсь. Пусть этим областное управление занимается. За городом уже их территория. А если с нами шутки шутят, то над нами же потом и будут смеяться.

— Но мы ведь можем раскрыть преступление и закрыть дело. Неизвестно, когда еще представится такой случай. Спецы из агентства могут их не взять, а ГУОП с ОМОНом возьмут обязательно.