Александр Пересвет - Плата кровью

Нет, справился с гневом нацик.

– Ладно… – неожиданно хладнокровно сказал «айдаровец». – Забить я тебя всегда смогу. И болтал только для того, чтобы выяснить, насколько ты упоротый.

– Выяснил?

– Упоротый, куда там! Просто по ходу выяснил, что не журналист ты. Не объективный потому что. Ты должен быть sine ira et studio, без гнева и пристрастия. А ты мне тут целую лекцию прочитал про право России вторгаться и убивать по праву сильного. Ещё исторически обосновал. В общем, спасибо тебе, сам себя ты из журналистов изгнал, а значит, стал тем самым россиянским агрессором. И те, кто запись разговора нашего прослушают, придут к тому же выводу…

«…Ах ты, сука! – выругался про себя Молчанов. – Думал, спровоцирую, а вместо этого сам на провокацию попался. Как щенок. Смонтируют запись, и готово – московский журналист с целой программой антиукраинских взглядов и вызовов»…

– В общем, ты попал, – словно прочитал его мысли айдаровец. – Ты в моей власти, усеки это. Это – моя операция, и отчёта с меня за вас никто не спросит. Прикажу вас завалить здесь – никто не чихнёт, а чихнёт – война всё спишет. Подложим вас с оторванными ногами возле Попасной, зафильмуем, как вы мины ставили, да сами на них подорвались, когда мы стрелять начали. То есть всё будет то же самое для вашей дискредитации – только вы жить уже не будете. И ни при каких обстоятельствах героями вам не стать. Сами не захотите, так тушки ваши будут сотрудничать. Мёртвые не сопротивляются…

Он зло осклабился, склонившись к пленнику:

– Так я в последний раз мирно спрашиваю: будешь сотрудничать?

Прошипеть «пош-шёл ты…» Александр не успел…

Машину приткнули недалеко от газозаправочной станции на выезде из города. Идеальное место, хотя и не без риска.

К территории пансионата просачивались осторожно. Вряд ли, конечно, «укропы» в промзоне на собственной территории понаставили растяжек, но чем чёрт не шутит. Хорошо, что уже достаточно стемнело – стояла та лохматая серость перед окончательным приходом зимней ночи, когда вроде бы видно, но одновременно всё сливается, остатки света накрываются побегами темноты, и картинка расплывается и растворяется. ПНВ пока мало пригодны, но без них уже не особо и разглядишь осторожно перетекающие из тени в тень четыре фигуры в тёмном.

Сюда, к профилакторию, их вывела снова Настя. Алексей представлял себе громадину ТЭС, и не мог представить, где искать похищенных. Нацики «Айдара» располагались неизвестно где… и как. Станция работала. Вроде бы заминировали её, по крайней мере грозились. Значит, как минимум посты у соответствующих выводов проводки, у «рубильников», проще говоря. А где там подвалы, пригодные для содержания пленных? Да где угодно!

С другой стороны, держать пленных на глазах у работяг, что продолжают обеспечивать работу станции, неудобно, да и рискованно. Скрыть нельзя, среди рабочих пойдут разговоры, кто-то увидит, как пленных привозят-отвозят, куда-то надо девать трупы тех, которые не выдержат допроса…

Где-то ещё, а где?

«Ладно, – отстукал он эсэмэску, – давай адрес племяша. А то ТЭС большая где искать? Пусть предупредит, что останусь у него а то не успею до вечера».

Ответ пришёл через три минуты:

«Дом возле перекрестка ленина и республиканской напротив дорожки на Пансионат ТЭС».

Ага, пансионат нарочно написан с большой буквы. И станция тоже. То есть перенаправляют их от ТЭС к пансионату. Вычислили, что там база у нациков? Наверняка! Иначе бы Настёнка не выделила это слово. Ну, работают! Ну, значит, и нам работать…

А где он, этот пансионат? Карту, по идее, все помнили, но надо ведь к местности привязаться…

Проехались по улице Ленина. Правильнее сказать – по улочке. Домики двухэтажные, перед ними деревья, вдоль проезжей части газончики. Идиллия, должно быть, тут была перед войною. Особенно летом, когда всё зеленело вокруг. Жить бы и жить в таком домике! Бегать на пруды вон, или на реку – всё рядом! На стадион. А по вечерам гулять до ДК вдоль этих газончиков по тротуарам, смотреть кино, причём с последнего ряда, и не столько смотреть, сколько целоваться с девчонкой в темноте, как бы случайно кладя ей руку на грудь и с удовольствием ощущая, как замирает подружка в сладкой истоме…

А совсем вечером сидеть на колченогой самодельной скамеечке в заросшем травою дворе и смотреть на лохматое от звёзд небо. И представлять, как там кто-то сидит точно так же и смотрит на тебя… И снова целоваться, а снова давать волю рукам, и успеть добраться куда-то, покуда её рука не остановит твою уже твёрдо – на пороге самого сокровенного…

Счастье! Брянск, Счастье – какая разница! Одна русская земля, одни русские люди. Одно счастье! И в этих здешних домиках у здешних парней и девчонок всё было то же самое, и та же судьба…

Да вот только не та… Не та оказалась судьба у всех у них, кто остался жить – и умирать – на осколках разорванной по живому страны. На клочках только что ещё единого Союза равных, растащенного по углам теми, кто не хотел быть равным. Кто хотел быть особым – и всего лишь по причине, что придумал себе особые права. А те обосновал только тем, что дал себе труд родиться в своей национальности!

Как говорится, эх-х…

У пожарной части свернули налево, потыкались там меж домами и посадками, приткнулись к какому-то складу. Посидели, дожидаясь нужной темноты, разобрали сумки, обросли оружием, распределили сканеры и ПНВ. Злой взял спортивную сумку с «ксюхами» и гранатами. Если что – со стадиона идём. И штаны спортивные сверху лежат.

Глупости, конечно. Какой уж тут стадион, когда рядом война. Но и секунда ступора у противника – уже выигрыш. А дальше – как судьба ляжет.

Сам Алексей шёл – или, вернее, скользил вдоль теней от строений – налегке. Не считая визитницы или как там зовут такие ридикюльчики, в которой покоилась упругая пачка денег. Кое-как пристроил сумку за поясом – мешается, сволочь, но в машине не оставишь, а отдать некому. Пластун Еланец идёт в передовом охранении, ему сейчас полная свобода движений нужна. Потом, перед проникновением на объект, деньги передадутся ему – там уже Бурану, обученному городскому бою, нужно будет двигаться без малейших затруднений.

Как проникнуть на объект, он ещё не решил. А как тут решать, если никто там не был и ни разу не видел? Лишь приблизительно можно представить себе, что представляет собою небольшой профилакторий в виде двухэтажного здания с вынесенной столовой. Сколько там сейчас народу, какова система охраны? Это понять можно будет только на месте.

И ещё была надежда – что какими-то коммуникациями строеньице это связано с «материнской» станцией. Не может у такого серьёзного народно-хозяйственного объекта не быть бомбоубежищ или каких-то других укрытий на случай часа «Ч». А как их в своё время наставляли, у всякого убежища есть система вентиляции. В неё часовых не засунешь. Так что молись, чтобы в нужном месте находилась неприметная бетонная будочка, отверстия которой закрыты ставенками решёточкой. Есть такая – считай, ты наполовину уже на объекте.