Андрей Дышев - Одноклассники

«Они пьяные, – думал Кирилл, идя по тропе следом за Верой. – Сейчас привяжут нас к снегоходу и помчатся по лесу на всей скорости. Как только какой-нибудь ствол или бревно окажется на нашем пути, нас разорвет на части».

Ситуация казалась безвыходной. Он проклинал себя за то, что расслабился в теплом доме, потерял бдительность и оставил в прихожей ружье. А куда он дел пистолет, который ему дала Вера? И какого черта он вообще его забрал у нее?

Он брел по тропе и не мог поверить, что проиграл по всем статьям, что добровольно идет на эшафот и даже не пытается как-либо переломить ситуацию. Но что он может сделать со связанными руками, следуя под конвоем трех вооруженных мужиков? Но особенно его отравляла мысль, что Вера, которой он уже начал верить и сострадать, солгала ему. «Благородство» ее брата оказалось пустым звуком. Можно было понять и простить Кургу за то, что он требовал деньги у воровки Ирины. Но как он мог шантажировать мужа Люды? При чем здесь этот человек?

Вера оглядывалась, она искала у Кирилла защиты, она была уверена, что он, сильный и храбрый, уже что-то придумал, что три мужика с пистолетами сейчас будут болтаться где-нибудь на частоколе или на соснах в нелепых и смешных позах. Но Кирилл не видел в ее лице ничего, кроме лжи, и тягостное чувство обреченности, безвольная покорность навалились на него.

Они приближались к воротам. Уже можно было разглядеть накрытое брезентом тело Земцова. Был человек, строил какие-то планы, делал карьеру, и все вдруг оборвалось на мероприятии, казалось бы, приятном и веселом. Его убийца разгуливает по поселку и крутит шашни с местными продавщицами, а заказчица убийства провернула дьявольски хитрую аферу и вышла сухой из воды. И вот теперь ведут Кирилла, как козла на бойню, за то, что пожалел первую попавшуюся смазливую девчонку и сделал для нее доброе дело. Нельзя верить, нельзя жалеть. Наступила эпоха циников и скептиков, аминь!

Не успел Кирилл прогнать через сознание эту молитву самолинчевания, как вдруг произошло нечто из ряда вон выходящее. В ту секунду, когда Вера приблизилась к воротам и уже готова была взяться за скобу, чтобы потянуть створку на себя, вторая створка со страшным скрежетом поехала на нее, словно ворота начал таранить бульдозер. Она едва успела отскочить в сторону – тяжелая, обитая металлом конструкция пошла по кругу, срезая пласт снега, а на ее месте стремительно выросло нечто огромное, горячее, мохнатое. Еще не сообразив, что все это значит, Кирилл услышал за собой истошный вопль кого-то из конвоиров:

– Атас, братва!.. Косолапый!.. Пали в него!..

Только потом до него дошло, что в проеме ворот на задних лапах стоит огромный бурый медведь. У страха, известное дело, глаза велики, но тем не менее животное и впрямь достигало в высоту никак не менее двух с половиной метров – его голова была почти вровень с краем частокола. С рычанием, от которого кровь стыла в жилах, чудовище шагнуло вперед. Под его тяжестью с хрустом продавился снежный наст. В мертвенном лунном свете появилась массивная голова, горящие жаждой крови глаза и широко раскрытая пасть с желтыми клыками.

Парализованный столь нежданной встречей с лесным бродягой, Кирилл застыл на месте, запрокинув голову. Он видел, как голова медведя заслонила собой часть звездного неба, и слышал его шумное сопение. Зверь, по-своему ошарашенный изобилием добычи, на несколько секунд замер, словно раздумывая, на кого броситься в первую очередь. И тут один за другим защелкали выстрелы. Медведь взревел настолько громко и страшно, что в лесу проснулись и взмыли в черное небо стаи птиц.

– Сюда! – вдруг услышал Кирилл голос Веры.

Она сошла с ума! Втянув от страха голову в плечи, Вера на слабых ногах, мелкими шажками продвигалась вперед, в узкий проход между створкой и животным. Кирилл, не думая о последствиях, кинулся к ней в отчаянном стремлении остановить Веру, хотя со связанными руками он мог только схватить ее зубами. Первые пули уже впились в тело медведя, и он, свирепея, с оглушительным ревом поднял вверх передние лапы, усаженные саблевидными черными когтями.

Кириллу проще было пробежать через огонь в горящем особняке, чем рядом с обезумевшим от боли чудовищем, но Вера уже каким-то чудом смогла вырваться за пределы частокола. Потеряв представление обо всем, даже об опасности, Кирилл начал протискиваться между бревном, подпирающим ворота, и мохнатым, крепко пахнущим дичью телом. Авантюрность этого поступка зашкалила, и страх мгновенно сменило идиотское веселье. Кажется, Кирилл довольно грубо оттолкнул от себя горячий и мягкий бок медведя и при этом сказал что-то вроде: «Извините, но не могли бы вы подвинуться…»

Раненый зверь пришел в бешенство от боли и дерзости мужиков, стреляющих в него, и потому, наверное, не обратил внимания на щекотавших его бок людей. Кирилл поверил в свое чудесное спасение лишь тогда, когда, ломая ветки и тонкие деревья, пробежал по лесу метров триста и, споткнувшись, упал лицом в снег. За частоколом, на дворе, творилось нечто страшное, и оттуда доносились звуки беспорядочной стрельбы, вопли мужиков, клацанье зубов, хруст костей и устрашающий рев медведя.

– Ты где? – услышал он шепот Веры.

Она приблизилась к нему, извиваясь в борьбе с сугробами и веревкой, стягивающей ее руки, повернулась к нему спиной и подставила к его рту руки.

– Развяжи!

Он тотчас вцепился зубами в узел и стал рвать его. Прежние земные чувства – обида и опустошение – ушли куда-то на второй план. Восторг от свободы и невероятного везения заполнил его душу, и Кирилл, дурачась как мальчишка, рычал, крутил головой, грыз веревку, изображая зверя.

– Это был тот самый шатун-людоед, – спокойно и со знанием дела сказала Вера, когда освободилась от пут и принялась развязывать руки Кириллу.

– Почему ты решила, что это тот самый?

– Потому что он два раза в сутки подходит к воротам – в восемь вечера и восемь утра. Его Ваня прикормил.

Кирилл повернулся к девушке, отвязал с запястья конец веревки и сунул его в карман.

– Чем прикормил? Бараниной?

– Да.

– И ты для этого косолапого готовила мясо?

– Да, для него.

Кирилл стоял перед Верой и ломал тонкую хворостину.

– А зачем он это делал, Вера?

– На всякий случай, – ответила она и, повернувшись, пошла по черным полосам теней. – Подкармливал, как приблудную собаку. Он вообще любит животных.

– Ничего себе приблудная собака! Да это же чудовище! Мастодонт! Людоед!

– Благодаря этому людоеду, между прочим, ты сейчас на свободе.

– Вера, – скрипнув зубами, произнес Кирилл, и по его интонации она поняла все, что он собирался ей сказать: что уже не верит ни одному ее слову, потому что Курга оказался негодяем, он шантажировал хороших и добрых людей да еще прикормил кровожадного зверя, чтобы держать заложников в страхе и творить свои черные дела…