Андрей Дышев - Крымская ракета средней дальности

Ирэн надорвала конец бинта и завязала узелок. Потом полюбовалась на свою работу, что-то подправила и сказала:

– Голова не кружится?.. А слабость чувствуешь?.. Все равно едем ко мне домой! Там хоть зеленка и стрептоцид есть.

Она командовала мной с удовольствием. Для Ирэн сейчас было важнее самой заботиться обо мне, нежели чтобы я заботился о ней. Женщине проще продемонстрировать свою любовь и жертвенность слабому, больному или раненому мужчине. А перед сильным и богатым она может спасовать: что же ради него сделать, если у него все есть и он все может?.. Сейчас, получается, я выглядел в ее глазах слабым мужчиной.

– Ирэн, к тебе мы не поедем, – сказал я. – Не испытывай судьбу. Этот человек так просто не оставит нас в покое и постарается довести дело до конца. И ему совсем нетрудно будет узнать твой домашний адрес.

Ирэн растерянно рассматривала мою рубашку с окровавленным рукавом. Потом положила ее на капот, придавила коленкой и рванула за рукав двумя руками. Шов с треском разошелся. Та же участь постигла и второй рукав. Две скомканные тряпочки перелетели через ограждение и спикировали в пропасть.

– Надень!

Рубашка белой птицей вспорхнула над капотом. Я поймал ее вместе со скрытым раздражением Ирэн. Девушка взяла на себя роль моего спасителя и лидера, но не справлялась с ней, потому что не знала, куда меня везти: в больницу нельзя, домой нельзя. А куда можно?.. Она помогла мне натянуть рубашку на простреленную руку и стала застегивать пуговицы. Я стоял перед ней, рассматривая ее руки. Пальцы быстро и ловко двигались по краю рубашки сверху вниз, длинные крепкие ногти щекотали кожу на животе. Голову она чуть наклонила вперед, постепенно опускаясь передо мной на корточки, и вот мне стал хорошо виден тонкий белый пробор и ровные густые струи шелковистых волос. Моя рука невольно потянулась к ее темени, к гладким, источающим радужный блеск волосам…

– Спасибо, я сам, – сказал я и осторожно отстранил Ирэн от себя. Она выпрямилась, придирчиво поправила на мне воротник и сказала:

– Что ж, получилась неплохая безрукавка. И рану не сдавливает, так ведь? Можно еще машинкой по шву пройтись…

Она стала рассматривать и ощупывать и шов, ощетинившийся рваными нитками, словно не было сейчас ничего важнее, чем моя рубашка. Но я знал, что это всего лишь маскировка, что Ирэн с отчаянием думает о том, что теперь делать со мной, раненым и прячущимся от милиции, и что делать с пистолетом, из которого я только что стрелял. И, наверное, потому восприняла новый поворот событий с облегчением, как ответ на мучившие ее вопросы.

Мы оба вздрогнули от торопливой и зудящей музыки, которую начал издавать мой мобильник, висящий в чехле на поясном ремне. Словно кто-то невидимый грубо и бесцеремонно встрял между нами, перебивая нас, агрессивно требуя к себе внимания и, разумеется, собираясь сказать нам не самые приятные для нас слова.

Я выдернул трубку из чехла. Она продолжала зудеть, раздражая нервы и слух, словно красная лампочка пожарной опасности на приборной панели самолета. Мой палец надавил на кнопку ответа, словно на гашетку. Я поднес трубку к уху.

– Успокоился? – услышал я голос Новорукова. – Давай теперь поговорим без торга и соплей, как мужик с мужиком. Черт с тобой, можешь не приезжать в милицию, но пистолет ты должен мне передать. И немедленно!

Я кинул взгляд под ноги. Пистолет лежал на земле, пыльный, с опустошенным магазином, с моими отпечатками пальцев на рукоятке и спусковом крючке.

– Хорошо, Федор, я готов. Где я тебя найду?

– В течение часа я буду ждать тебя в Нижней Поляне, на мосту через Шилку. Успеешь?

Мы находились в пяти минутах езды от этого места. Знал об этом Федька или нет – можно было только гадать.

– Постараюсь успеть, – ответил я.

– Постарайся, постарайся.

Мне показалось, что последние слова он произнес с плохо скрытой иронией. Я с тревогой посмотрел в глаза Ирэн. Кажется, она догадалась, с кем я разговаривал и по какому поводу.

– Поедем к Новорукову?

Я поднял пистолет с земли, рассматривая его так, словно на его матовой поверхности можно было прочитать пророчество о моей дальнейшей жизни.

– Да, к Новорукову. Он ждет нас на мосту в Нижней Поляне.

– Один?

Я не слишком уверенно кивнул. Ирэн смотрела на меня какими-то холодными, чужими глазами, в которых дрожали две маленьких луны. Я понимал, о чем она сейчас думает – не обманет ли нас следователь? Но ведь я должен был ему доверять! Должен! Должен…

– Он меня никогда не предавал, – сказал я, убеждая не столько Ирэн, сколько себя.

– У каждого предателя было в жизни первое предательство, до которого он никогда не предавал… – произнесла Ирэн. – А как ты ему объяснишь, куда делись пять патронов?

– Так и объясню, – ответил я и качнул забинтованной рукой.

Ирэн пожала плечами, словно хотела сказать: это твой друг, тебе и решать. А у меня стало светлее на душе. Надежда впорхнула в нее, как птица Феникс, освещая перспективы моей жизни. Если Федька говорит, что в милицию идти уже не надо, значит, нужен я им, как собаке пятая нога. По всей видимости, подозрение с меня сняли. Я не удивлюсь, если Федька скажет, что полчаса назад задержали преступника на «Лендкрузере» и он уже начал давать показания. Тогда вообще снимаются все проблемы: и с ранением, и с ночлегом. Сначала в поликлинику, потом домой. Лучшие лекарства – стакан водки и постель. И так трое суток подряд. А на четвертые – бассейн и тренажерный зал… Стоп! Какой еще бассейн с дырявой рукой?

– Ты чего улыбаешься? – спросила Ирэн.

– От радужных перспектив, – ответил я. – Чтобы по-настоящему радоваться обыкновенной, полной рутины жизни, надо хоть немного побыть в моей шкуре. Это очень полезная терапия.

Мы сели в машину. Ирэн, заражаясь моим настроением, тоже несколько повеселела. Наверное, она с успехом реанимировала надежду на романтический вечер и опять предвкушала те удовольствия, которые были с ним связаны. Затрудняюсь сказать, в какую обстановку она мысленно втыкала мой образ и что там, в ее воображении, я вытворял, но она несколько раз спросила, могу ли я дотянуться раненой рукой до затылка и больно ли опираться на локоть? На всякий случай я ответил на все вопросы положительно, чем несколько озадачил девушку.

Мы проскочили перевал, дорога пошла под уклон, и мы увидели огни поселка.

– Высади меня на автобусной остановке, – попросил я. – До моста я сам дойду.

Хотя эта мера предосторожности казалась мне лишней, я все же предпочитал не впутывать Ирэн в свои проблемы. Засветится перед милицией и забудет, когда спокойно спала.

Но Ирэн возразила:

– Вот еще! Будешь ты с больной рукой по темной набережной шлындать!