Андрей Дышев - Крымская ракета средней дальности

– Садитесь, – сказал я.

Она уронила под ноги окурок, поднялась с ящика, волоча сумочку за собой, и растерянно опустилась на сиденье рядом со мной. Ее взгляд выражал полную отрешенность, и вся она находилась внутри себя, в полной пустоте, и слепо блуждала в вакууме, вряд ли отчетливо понимая, зачем она села ко мне в машину и куда я собираюсь ее везти. Если бы я ей сказал, что нам надо подняться по пожарной лестнице на крышу, она покорно последовала бы за мной, ни о чем не спрашивая и ни о чем не беспокоясь.

Я вырулил на Садовую. Где бы дамочка ни жила, с этой центральной улицы можно было попасть в любую часть города. Мы медленно катились вдоль тротуара. Она снова закурила, не спросив разрешения, глядя вперед невидящими глазами. Я молчал. Ей необходимо было мое присутствие, эта тихая езда и ее участие в процессе движения, что создавало иллюзию осмысленных и целенаправленных действий. Но это был предел моих возможностей помочь ей. И даже скорее ради себя, ради укрощения своей совести я проводил эти минуты с дамочкой.

В поясном чехле задрожал мобильник, щекоча под ребром. Я вынул его, прижал к уху.

– Слушаю вас!

В ответ – эфирные помехи, шум, скрежет и едва слышное дыхание. Наверное, это Ирэн звонила из массажного салона, расслабляясь под четырьмя тайскими руками. Хочет выяснить, где я сейчас – в офисе или в машине. Я надавил на кнопку сигнала, чтобы она услышала и успокоилась, и отключил трубку.

– Где вы живете?

Она вздрогнула от моего вопроса, покрутила головой, пытаясь сообразить, где находится, и неуверенно ответила:

– На Волкова… Вы не беспокойтесь, я сама…

Я не остановился, не высадил ее, и она снова успокоилась и ушла в себя, доверившись мне. Чтобы выехать на Волкова, надо было развернуться в обратную сторону. Я принял левее, кинул взгляд в зеркало заднего вида и увидел «Лендкрузер» с темными стеклами. Тяжеловесный джип медленно следовал за мной на некотором удалении. Возможно, это была та же машина, которую я видел у входа в наше агентство, но вероятнее всего, что другая. В сезон на Побережье джипов и других иномарок – как собак беспризорных.

Я вывернул руль круто влево, развернулся и занял крайний ряд. Джип медленно проехал мимо и затерялся среди машин.

– Ваша мама работает? – спросил я, чтобы вывести дамочку из состояния прострации и втянуть в разговор.

– Мм… да, – не совсем уверенно ответила она. – Только работа у нее надомная… Она делает канцелярские скрепки. Раньше, когда была моложе, за день могла накрутить пачек десять-двенадцать. А сейчас только две… Она слепая, – нехотя добавила дамочка, словно о каком-то своем физическом недостатке. – Как меня родила, так ослепла. Ее предупреждали, советовали прервать беременность, но она отказалась.

Я свернул на Халтурина. Который раз я замечал в себе одну странную особенность. Стоит какому-нибудь малоприятному человеку рассказать мне о своей маме, как мое мнение об этом человеке меняется с минуса на плюс с невообразимой скоростью. Будто я прихожу к выводу, что передо мной не марсианин с генетической мизантропией, не робот, а обыкновенный, нормальный человек, который адекватен к добру и злу, красоте и уродству и у которого голос размякает, когда он говорит о своей маме.

Моя нога, помимо моей воли, давила на педаль газа все слабее, хотя машина и без того едва ползла. Не знаю почему, но мне хотелось, чтобы дорога к дому была длинной, и мы ехали к нему до позднего вечера, и моя пассажирка, смирившись со своим положением брошенной женщины, стала собой – слабой и беззащитной, с израненной душой, с опустошенными глазами, и тихо рассказывала бы мне историю своей непутевой жизни, очищаясь и успокаиваясь в этой исповеди. Но я уже свернул на Волкова, и дамочка попросила заехать во двор, где тяжелые кроны деревьев закрывали стены домов, а подъезды прятались в густых пыльных кустах.

Я остановился у мрачной пятиэтажки с мелкими немытыми окнами, с заваленными хламом балконами, с висящими на бельевых веревках желтыми простынями и пододеяльниками, с расписанными похабщиной стенами, отчего дом напоминал вставшую вертикально мусорную свалку. Дамочка взялась за ручку двери и посмотрела на меня робко-вопрошающе, словно спрашивала: вы не возражаете, если я выйду?

– Вот что, – сказал я. – Дайте мне адрес риелторской конторы, с которой вы связались, и координаты военкомата, в котором призывался Максим. Я постараюсь найти вашего парня и узнать, что с ним случилось. Может, это вообще не тот Максим.

– Тот, – прошептала девица, опустив глаза. – Риелтор показывал мне его паспорт.

– Тогда я попрошу Максима, чтобы он вам написал или позвонил.

Она переживала и нервно теребила защелку на сумочке.

– Вы думаете, что… что… А надо ли его об этом просить?

– Во всяком случае, вас не будут мучить сомнения и вопросы.

– А они меня, кажется, уже не мучают…

Вот еще! Я уже настроился на работу, а она вдруг начала давать задний ход. Нет, так дело не пойдет.

– Как это не мучают? Что значит не мучают? – сдержанно вспылил я. – Как быстро вы опускаете руки! Может, у него случились проблемы со здоровьем, и он решил, что не имеет права обременять вас своими проблемами. Может, какой-нибудь подлец соврал ему, что вы вышли замуж или завели себе любовника. Может… Да что там говорить! Я готов назвать вам сотни причин, по которым Максим избегает встречи с вами.

Какими глазами она посмотрела на меня! Я давал ей надежду, хотя это было жестоко и могло обернуться для нее новым потрясением.

– Вы в самом деле так думаете?

– Конечно! – ответил я и, улыбнувшись, потрепал ее по щеке. Я убеждал в этом уже не столько ее, сколько себя.

– Но у меня сейчас нет денег, – пробормотала она, глядя на меня широко распахнутыми глазами. – Может быть, через месяц… в крайнем случае, через два…

– Не надо денег, – ответил я и сделал жест рукой, словно протер ладонью запотевшее стекло. – Я помогу вам бесплатно.

Мне трудно передать это буйство энергии в ее глазах! Откуда она взялась там, где давно было пусто и промыто слезами? Похоже, что вместо меня дамочка видела своего Максима и уже представляла, как крепко обнимает его за шею, как хватает его за волосы и, прижимаясь к его груди, навзрыд кричит: «И как же ты мог поверить, что я предала тебя и вышла замуж за другого?!»

– Бесплатно? – машинально повторила она, пытаясь понять, в чем тут подвох и чем она рискует, приняв мое неожиданное предложение. – Риелторская контора называется «Колосс», имя риелтора – Женя. А вот… вот адреса военкомата у меня с собой нет. Он дома. В записной книжке.

– Так идите домой, я подожду вас здесь, – заверил я, видя, что она колеблется.

– Подождете?

Она все еще никак не могла прийти в себя. Наверное, мой взгляд действовал на нее гипнотически, и, чтобы поторопить дамочку, я отвернулся, опустил руки на руль и оперся о них подбородком. Вот только тогда она засуетилась, торопливо выпорхнула из машины и, едва прикрыв за собой дверь, вприпрыжку побежала к темному проему подъезда. Прежде чем скрыться в нем, она обернулась, сделала нелепый жест рукой, словно махнула мне из окна уходящего поезда, и сказала: