Сергей Самаров - Братство спецназа

– Привет, Володя. Ты занимаешься?

– Привет. К сожалению, я.

– Почему – к сожалению?

Овчинников взглянул на следака почти с удивлением – неужели непонятно? Такие дела бесперспективны. Раскрываемость минимальная. Звездочку на погоны на этом не заработаешь. А неприятностей нагребешь – полные штаны. Начальство и газеты будут давить и давить, пока с грязью не смешают.

– Ты будешь вести или Нигматуллин?

Юрис Нигматуллин, прибалтийский татарин, прибыл на место происшествия просто как дежурный следователь, потому что Оленина не оказалось в кабинете. И уже начал работу. Остается только присоединиться к нему, а потом обменяться впечатлениями.

– Я. Юрис – дежурный, – вздохнул в свою очередь и Оленин. – На мне все три первых покушения еще висят. Теперь и такой вот солидный довесок подвалили. Этот Толстяк – мешок дерьма с ногами. Начнем разгребать – противогаз не спасет… Ладно. Рассказывай, что тут?

Овчинников взглядом показал на коридор.

– Три трупа, – и махнул в отчаянии и злости рукой. – Сам Толстяк, охранник и сапожник. Вон там, в конце коридора за забором сидел. Стучал себе, постукивал молоточком…

– Знаю его. Знал… Он моей жене любимый сапог ремонтировал. Женщины ведь как – трое сапог, а носят только одни, пока совсем не развалятся.

– Больше ремонтировать не будет. – Похоже, Овчинникову дела не было до вкусов жены Оленина.

– Сапожник – свидетель?

– Его пытались подставить, как участника. Такое у меня сложилось мнение. Но мысль о соучастии я полностью не отбрасываю, если исходить из его мотивов. Здесь у него дела, надо сказать, совсем плохо шли. Хоть и налоговая двумя этажами выше, а он квитанции никогда не выписывал. И все равно копейки зарабатывал. Контингент не тот, что ремонтом обуви занимается. Здесь больше новую обувь покупают после первой царапины на старой. Может быть, хотел подзаработать. Купили парня. А потом убрали. Сейчас трудно сказать. Вообще-то он инвалид. Нога протезная. Надо проверить – может, афганец? Тельняшку десантную носил…

– Тельняшка не показатель, – не согласился следователь. – Я тоже афганец, а тельняшку не ношу, хотя дома имеется. Жене моей не нравится. Может, его жене, наоборот, – нравится.

– А ты ее поверх пиджака не надевай, твоя и не заметит…

Они прошли по коридору в самый конец. Мимо, обгоняя на плавном вираже, стремительно пробежал какой-то человек со спутанными волосами и глазами, скачущими на три шага впереди головы, и понесся через три ступени на следующий этаж.

– Это что за чудо в перьях? – поинтересовался Оленин, удивленный спринтерской скоростью бегуна – олимпиец, да и только.

Володя Овчинников, при всей трагичности ситуации, не смог сдержать улыбку.

– Не чудо, а обгадившаяся жар-птица. Это как раз тот парень, с которым Толстяк беседовал перед моментом убийства. Предполагаемый компаньон. Толстяк пригласил его еще вчера. Поговорить о делах и выпить по нескольку бутылок пива. Пиво стояло в холодильнике. Сейчас им занимаются эксперты. Через час после первой бутылки начали бегать. По очереди. Первым оторвался Толстяк. На счастье, у компаньона желудок оказался покрепче. Иначе тоже попал бы в красный список.

– А почему не сюда? – кивнул Оленин на дверь рядом с лестницей. Он знал по предыдущим посещениям «Альто», что здесь тоже туалет, и вопросительно положил руку на дверную ручку.

– Там всего одна кабинка работает. Ее Толстяк оккупировал. Еще не унесли…

Заходить в туалет Оленин не стал. Заглянул только в тамбур. Охранник лежал, откинувшись на спину и подогнув правую ногу под себя. Аккуратное пулевое отверстие в голове.

Эксперты уже обработали двери будки сапожника. Тело парня лежало на носилках. Николай Сергеевич откинул простыню с лица. Точно такое же отверстие, как и у охранника. Очень аккуратное. Как гвоздик вбили.

– Толстяку куда стреляли?

– Между глаз. Как и всем.

– Автограф?

– Точно. И без промаха. Посредине. Это надо еще суметь. Стрелок, похоже, классный.

У жертв, как давно заметил Оленин, странная психология. Когда убийца достает оружие и наводит на человека, тот зачастую начинает метаться, пытается помешать выстрелу, за что-то прячется, хотя корпус такая мишень, в которую трудно промахнуться. Но стоит убийце направить пистолет в лоб, как жертва замирает, словно загипнотизированная маленьким выходным отверстием, из которого вот-вот появится пуля. И это при том, что попасть в голову значительно труднее.

– Да, – согласился Оленин. – Классный стрелок. Я в каких-то ориентировках такое уже встречал. Или в республиканских сводках… Надо будет посмотреть. Ты запроси Москву. Это – характерный почерк. Словно киллер хочет, чтобы его узнавали.

У многих киллеров есть такая манера – оставлять автограф. Кто-то бросает на грудь жертве визитку, кто-то отливает или вытачивает собственную пулю. Был в российской практике даже такой спец, который, словно киевский князь Святослав, предупреждал будущие трупы письмом, что собирается их убить. Причуды… А может быть, и не просто причуды. Каждый киллер, если брать по большому счету, человек с нарушенной психикой. И оставление автографа, может быть, следует отнести к психологическим факторам. Своего рода геростратов комплекс.

«Стрелял ли Сохатый между глаз?» – подумал Оленин. Ему очень хотелось вспомнить такой случай, но память подставляла эпизоды, не имеющие отношения к сегодняшней ситуации.

Старший лейтенант вспоминался только с автоматом. Но вот из автомата-то он стрелял как бог. Такой стрельбы – и по точности, и по скорости – Оленин у других не видел.

Автомат, гранатомет… Это да… Пистолет Стечкина носил, вопреки уставным нормам, по-ковбойски – на бедре, прикрепляя большущую пластмассовую кобуру самодельными ремнями. Но почти этим оружием не пользовался.

Капитан Овчинников, заметив вдалеке движение, повернулся лицом к высокой и стройной женской фигуре, появившейся силуэтом на фоне стеклянных дверей в полутьме коридора.

– Я жену Толстяка вызвал.

– С работы? – спросил Оленин.

– Она дома сидит. Домохозяйка. Поговори ты. Терпеть не могу женских истерик. Только вчера с одной такой же вдовой битых два часа беседовал. До сих пор визг в ушах стоит, словно на столе у включенной циркулярной пилы спал.

Николай Сергеевич кивнул, вглядываясь в силуэт, и двинулся по длинному коридору навстречу женщине, которая, не дождавшись его, зашла в распахнутые двери кабинета. Сам он с женой Толстяка до этого не встречался. Но, судя по легкой походке, решил он, она далека от истерики, хотя ее, конечно же, предупредили о случившемся.

Молодая женщина уже сидела в мягком и глубоком кресле перед столом, вольно забросив ногу на ногу, покачивала туфлей. Ноги красивые – почему бы и не показать такие. Курила. Отнюдь не нервно. Оленин даже удивился, что у такого внешне неприятного человека, как Толстяк, – красавица жена.