Сергей Самаров - Опасность предельного уровня

– Не выйдем из города, – предупредил Беслан.

– В подвале и отоспимся... До ночи.

Решение было принято. Покорный и верный Беслан возразить не посмел и опять двинулся первым. Конечно, и в подвале двери не было, и ничто не мешало проникнуть туда. Подвал оказался большим, почти на весь дом. И большую его часть составляла котельная с топкой и трубами, уходящими кверху. Открытый люк с лотком, через который в котельную загружали уголь, давал свет наступавшего утра, и даже фонариком пользоваться было ни к чему. Именно с котельной и начали осмотр. Опять тщательно, на совесть каждую пядь обследовали, прощупывали, чуть ли не нюхали и не пробовали на вкус. Бесполезно...

Сели перекурить. Здесь курить было можно, не опасаясь, что огонек сигареты увидит кто-то со стороны. Поэтому курили долго и с наслаждением, как невозможно покурить в лесу.

– Перекусить бы чего, – не сказал, а пожаловался Беслан.

– И так оба жирные. – Юрка Шкурник сам чувствовал, что в желудке начинает посасывать, но, уходя с базы, они ничего с собой не захватили, потому что не думали покидать землянку надолго. Оказалось, что пришлось. А теперь там, на базе, и взять будет нечего, потому что менты доберутся туда раньше. Но есть и другие схроны, про которые, хочется верить, сдавшиеся ментам не скажут.

Перешли в другие подвальные помещения, заваленные поломанным садовым инструментом и всяким хламом, старой мебелью. Там искать стало труднее и из-за темноты, и из-за множества мешающих вещей. Но здесь осмотр был не таким тщательным, потому что Табиб решил, что Джабраил не будет весь этот хлам разгребать, чтобы до тайника добраться. Но и здесь результат опять оказался нулевым.

Осталась последняя комнатка – пустая угловая. Металлическая дверь открывалась внутрь и была целой. Юрка Шкурник посветил по стенам фонарем, поскольку здесь даже вентиляционных окон не было.

– Здесь закроемся... Отоспимся, потом поищем...

И подобрал обломок трубы, чтобы изнутри подпереть дверь на случай какого-то непредвиденного визита в то время, когда оба будут спать.

– Сыро здесь, – пожаловался Беслан.

– Зато безопасно, как в тюрьме...

Для спокойного и уверенного передвижения по Гудермесу подполковник Сохно совсем не пользовался лежащей в кармане картой. Он вообще всегда и везде хорошо ориентировался, будь то лес или город, знакомый чуть-чуть или вообще незнакомый, а короткого первоначального взгляда на карту района, куда следовало пойти, вполне хватило, чтобы оставить условные изображения в памяти и потом без труда совмещать их с действительностью. Кроме того, он немного знал Гудермес и заблудиться особенно не боялся.

Люди на улицах поглядывали на вооруженного спецназовца слегка удивленно. Впрочем, на невооруженного спецназовца здесь поглядывали бы еще более удивленно. В чеченских городах, даже таких, казалось бы, относительно пророссийских, как Гудермес, военные не ходили обычно в одиночку. Исключение составляли разве что Грозный и Ханкала. Но Сохно мало обращал внимания на прохожих. Впрочем, не на всех. Он трижды прошел по одному маршруту, и только с третьего раза со двора одного из домов его заметили. Сохно подал незаметный со стороны сигнал и получил в ответ точно такой же. Значит, человек будет искать возможности встречи. Еще на одном участке, где маршрут тоже повторился трижды, результата никакого не было. Скорее всего, нужного человека просто дома не было. Но третьего осведомителя Сохно нашел по телефону, позвонив с мобильника на пустынном участке улицы. И даже сразу дал задание. Тем временем он уже приблизился к самому пустынному району, где многие дома, а то и целые кварталы были не восстановлены. Дом отставного музыканта и композитора Джабраила Алхазурова Сохно определил сразу, опять же не сверяясь с картой. Запомнить было просто – третий дом от угла, двухэтажный, о чем знал уже со слов, потому что карта города этажность домов не отражает. Впрочем, углов и двухэтажных домов здесь было немало, и кто-то мог бы потерять ориентировку в незнакомом месте. Сохно не потерял и уверенно перепрыгнул через развал в заборе, не желая утруждать себя открыванием заржавевших ворот или выламыванием калитки, украшенной тяжелым амбарным замком. Хозяева, наверное, уезжая, навесили. Но зачем замок на калитке, когда забора практически нет в нескольких местах. И он не просто развален – даже кирпичи из развалов кто-то по натуре очень хозяйственный добросовестно перетаскал туда, где им может найтись применение. В том, что Алхазуров не вернется, никто уже не сомневался. И оставалось только удивляться, что не растащили по кирпичику и весь дом. Но время еще есть. Значит, растащат...

Двор был заброшен и запущен, зарос многолетней травой, пробившей себе путь к свету меж тротуарных плиток, некогда уложенных аккуратно и старательно. Сохно любил красивые дома и красивые дворы и легко представил, как красиво здесь было тогда, когда хозяева в добром здравии думали только о мирной музыке. Музыка же войны всегда несет несчастья и разрушения. Но, прослужив всю свою сознательную жизнь в армии, Сохно не ожесточился и разрушения не любил. И потому легко представлял, как гуляли по двору, в саду и в доме дети.

Имея более обширную информацию, чем местные менты, Сохно предполагал, что дело с ночной стрельбой здесь, в этом саду, вовсе не так однозначно выглядит, как это передается ментовскими протоколами. И потому осмотр начал именно с дорожки сада около калитки, где все, как он понял, и происходило. Легкие шаги подполковника из-за забора услышал пес и трижды невнятно тявкнул, не угрожая, но предупреждая, что у него есть собственная зона охраны и он никому не рекомендует в эту зону вступать. Сохно к собачьему предупреждению отнесся с уважением и близко к калитке не подошел. Пятно ссохшейся крови на дорожке говорило, что дальше идти и смысла не было. Пятно было обведено мелом. Выделение для ясности при фотографировании в темноте. И контуры тела, что лежало наполовину на дорожке, были тоже обведены мелом. А остальные контуры того же тела, что на дорожку не поместились, были обведены на траве толсто прочерченной бороздой. И даже палка, которой борозду делали, валялась здесь же. Подполковник посмотрел на место, где тело располагалось, посмотрел на калитку, за которой время от времени раздавалось предупреждающее рычание, пожал плечами и почесал коротко стриженный затылок. Он хотел было уже вернуться к дому, но задержался в задумчивости, что-то в уме прикидывая. Сам встал на то место, где должен был стоять убитый перед выстрелом. Опять на калитку посмотрел. Отшатнулся, согнулся, имитируя нечто в нескольких вариантах, но падать не стал.