Сергей Самаров - Жестокий рикошет

По моим прикидкам, на последней линии заграждения должен был остаться еще по крайней мере один человек, который перекрывал центр узкой полосы. И мне хотелось бы найти его, чтобы полностью уничтожить эту отдаленную от всех линию заграждения. По большому счету, не мешало бы допросить кого-то относительно места, где прячутся остальные пленники. Но сейчас захват живого противника и допрос его опасны, поскольку врагов у меня слишком много и с пленником больше шансов на них нарваться. Поэтому работать пока следует на количественное уменьшение врагов, то есть, говоря попросту, на банальное уничтожение. Они не хотят верить и никогда не поверят, что один спецназовец ГРУ, даже не офицер, а солдат, в состоянии полностью уничтожить весь джамаат Авдорхана Дидигова. А я в этом как раз уверен. В крайнем случае я смогу нагнать на них такого страха, что они будут передвигаться только в полном составе, не рискуя разделиться, и то с опаской. А возможно, вообще заблокируются в каком-то помещении и носа высовывать не будут. Но это будет потом, когда я узнаю, где содержатся пленники. Провести допрос можно всегда, и пока еще общий страх не пришел, всегда будет кого допросить.

Поиск предполагаемого третьего звена последнего заслона занял больше времени, чем поиск и уничтожение двух первых бандитов. У меня уже коленки и локти болеть начали, когда я нашел третьего. Он хорошо замаскировался и даже на голову себе что-то лохматое, изображающее куст, пристроил. Но, чтобы хорошо контролировать окружающую местность, наблюдателю всегда следует крутить головой, что выдает его, ибо ветки любого куста только по ветру клонятся, а не гуляют по кругу. По этому верчению я его и выследил. Бандит соблюдал осторожность, и мне пришлось долго подкрадываться к нему, чувствуя себя змеей. Я так и полз, представляя себя змеей, как учил нас старший лейтенант Скорняков. А змея умеет наносить смертельный удар. Один-единственный, но смертельный. А бандит словно бы чувствовал что-то неладное. При моем приближении его голова чуть ли не на триста шестьдесят градусов крутилась. И каждый поворот головы заставлял меня замирать. Но на дистанцию последнего рывка я все же вышел. И там, сбрасывая с себя напряжение, спросил не слишком громко:

– Ты не устал прятаться?

Он подпрыгнул, как я и ожидал.

И в этот момент лопатка пришла в движение. Дело было кончено быстро, потому что змея наносит только один смертельный удар.

Я опять спрятал оружие бандита и патроны, а себе забрал только провизию и стандартный армейский перевязочный пакет, который оказался мне очень кстати. Однако делать сразу перевязку не стал.

Кто-то из троих обладал каркающим голосом, но я так и не узнал, кто именно. Это меня, впрочем, не сильно расстраивало. Отыскивая третьего, я убедился, что четвертого в последнем заслоне нет. И потому мог чувствовать себя спокойно. Но сколько здесь еще заслонов, этого я не знал. Говоря честно, я слишком устал от долгой охоты за третьим бандитом, от напряжения и поиска. Начала болеть нога. В более здоровом состоянии, возможно, я и пошел бы ближе к посту, чтобы проверить ситуацию и поискать себе следующую жертву. Сейчас же искать никого не хотелось. Я вышел к ручью, минут пять полежал среди кустов, присматриваясь к дороге, к берегу и к кромке «зеленки», ничего подозрительного не заметил и только после этого быстро, хотя и неторопливо напился и вернулся в кусты. Там проверил флягу. В емкости была даже не водка, а крепчайший, может быть, даже чистый спирт. Не слишком жалея его, я снял свои самодельные бинты и промыл рану спиртом. Щипало сильно, пахло противно, но дезинфекция была необходима. Остатки спирта я выливать не стал, хотя сначала появилась такая мысль. Думал воды набрать. Но предположил, что, во-первых, и эту рану необходимо будет промыть вторично, и никто не гарантировал мне, что я не получу вторую или даже третью рану в дальнейшем. И тогда спирт может понадобиться. Флягу я пристроил в карман. А вот перевязочные пакеты меня интересовали больше, но мне попался только один. Разрезав штанину большим складным ножом, я наложил себе полноценную повязку. Так, конечно, будет лучше.

И только после этого, отдохнув, я снова почувствовал в себе силы, чтобы продолжить затянувшийся такой непривычно тихий бой. Продолжить его следовало хотя бы для того, чтобы меньше трудностей испытывать в дальнейшем. И продолжить не потом, а только сейчас, когда от меня еще не ждут активных действий. От меня ждут только торопливого бегства, испуга и желания спрятаться, но никак не желания обострить ситуацию. Когда они поймут, на что я способен, сразу станут осторожнее, и тогда мне уже будет трудно вести свою маленькую войну. Обдумав все, я двинулся в сторону поста самым краем «зеленки»~ Естественно, не в полный рост двинулся, но уже и не ползком, потому что поползать придется, вероятно, чуть позже. Бандиты, надо полагать, и на следующем заслоне будут придерживаться той же тактики, что и на уже не существующем, – они разделятся, с моего благословения. И так мне будет проще одолеть их.

Первое, что сделал после сообщения старшего лейтенанта Волкотруб, это отдал распоряжение о полном перекрытии дорог.

– Ни одной машины не выпускать! Всех задерживать «до выяснения».

Следственную бригаду ФСБ дожидаться не стали, несмотря на то что бригаду эту официально должен был возглавлять подполковник Жданов. Сразу вызвали бронетранспортер, с трудом вместили в него всех подчиненных старшего лейтенанта Радченкова и вместе со Ждановым выехали в село, где их дожидался старший лейтенант. Свой отряд подполковник Волкотруб оставил в полной боевой готовности.

Дорога до села короткая. Правда, уже в селе БТР нагнали два «уазика» ФСБ с сотрудниками следственной бригады. Таким образом, рядом с домом Маликат Абуевой все оказались одновременно, и подполковник Жданов, выбравшись из бронетранспортера, сразу начал давать указания сотрудникам своей бригады.

Старший лейтенант Радченков беседовал у калитки соседнего двора с хозяйкой, прижимавшей к бедру дочь Маликат. Он сначала разговор завершил и только после этого подошел к прибывшим машинам.

– Что? – коротко поинтересовался Волкотруб.

– Девочка по-русски не понимает. Я хотел узнать у нее, кто к маме приходил. Через соседку разговаривали. Девочка видела утром дяденьку. Как зовут – не знает, когда пришел – не видела. Мама с дяденькой разговаривала, а дочь послала во двор поиграть. Потом мы подъехали. Сама тетка Мадина никого постороннего на улице не видела, представления не имеет, кто к Маликат мог прийти. Маликат часто болела, и тетка Мадина иногда заходила к ней помочь. Но с кем Маликат общается – не знает. Обычная история, товарищ подполковник. Наверняка половина села знает, что произошло, но нам никто ничего не скажет.