Сергей Самаров - Огненный перевал

Это я, уже к своим солдатам обращаясь, добавил. Зашевелились сразу, стали свои рюкзаки прощупывать и складывать, как из кирпичей, удобное мягкое место для женщины. У меня солдаты дисциплинированны, и повторять им команду необходимости обычно не возникает.

— Вообще-то ей еще месяц ходить… — хмуро сказал Павловский. — И не надо было ее устраивать. Посидела бы и так. Ничего с ней не сделается… А малыш только крепче будет…

— Чингисхан, я слышал, родился, когда его мать скакала в седле и отстреливалась от врагов из лука. Неплохой вояка получился… — я своей усмешкой то ли поддержал, то ли осудил его. Он не понял это, точно так же, как и я сам не понял, что хотел выразить. Хотя я и не старался голову себе ломать за разрешением ситуации. Их личные взаимоотношения никак не должны касаться меня, мне, дай бог, с собственной бы женой все уладить…

Мы с капитаном Павловским только при посадке познакомились. И я не знал, то ли он по жизни настолько смурной, что свою жену хронически ненавидит, то ли есть какие-то весомые причины, чтобы так себя вести. Но причины могут быть разными и частыми, а вести себя все равно следует по-человечески. Причины всегда внешние, а сущность у человека внутри живет. И надо на свою человеческую сущность ориентироваться, а вовсе не на то, как служба продвигается или на взаимоотношения с командиром, который прикрикнуть любит. Впрочем, я не любитель со своей колокольни в чужую жизнь заглядывать. Пусть сами разбираются. И не судья, чтобы кого-то осуждать, кто не имеет ко мне прямого отношения.

— Из-за нее все… — в сердцах сказал капитан.

— Что? — не понял я.

— Все эти неприятности с вертолетом… Она на себя всегда все неприятности собирает. Характер такой гадкий. Сама все всегда обгадит, и ей ответ приходит. Эта стерва гордится тем, что она стерва… Говорит, такой характер сейчас в большой моде…

— А она знает, что само слово значит? — с усмешкой поинтересовался я.

— Что? — спросил капитан, тоже с русским языком не слишком знакомый.

— Это производное от древнеславянского слова «стерво» — то есть падаль, вонючая туша падшего животного…

— Вот-вот… Похоже… — согласился Павловский. — Мне иногда кажется, что ее слова падалью пахнут. И в душу ей не заглянуть, потому что нет у нее души…

Он, кажется, попытался найти во мне исповедника. Пардон, но это совсем не моя стезя. Для этого есть особая категория людей. Я, если и выслушиваю исповеди, то только от своих солдат, чтобы поддержать их дух. Это моя прямая обязанность как командира, хотя не скажу, чтобы солдаты часто желали исповедоваться.

— По этому вопросу обратитесь к священнику… — кивнул я на священника, смиренно и спокойно сидящего на своем месте. Хотя относительно смирения я, кажется, слегка загнул. Физиономия этого священника совсем не говорит о смирении, хотя опущенные глаза и поза якобы дают право так подумать.

— Я атеист, — всерьез возразил наивный капитан. Давно я уже не слышал серьезных разговоров на эту тему. — Убежденный…

— И глупо… — не стал я вступать в спор и, чтобы прервать последующие попытки, сразу прошел на свое место. Пограничник сидел у противоположного борта, и ему пришлось бы просто кричать, чтобы я его услышал. При крике ворчливые нотки звучат несерьезно, поэтому я понадеялся, что беседа не продолжится.

Пусть капитан со своими коллегами-пограничниками побеседует. Зря, что ли, с нами летят два старших лейтенанта и один лейтенант пограничной службы.

Если капитан-пограничник свои семейные проблемы, похоже, решает постоянно, страдает от их нерешенности, но решить до конца пока не может и едва ли когда-нибудь сможет, судя по состоянию его жены, то мне свои семейные проблемы решать еще предстоит. И пусть это звучит банально, но хотя бы первые строчки «Анны Карениной» стоит писать на дверях ЗАГСа, [5] «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» (Лев Толстой, «Анна Каренина»). чтобы люди перед тем, как подать заявление, все же еще раз подумали. Впрочем, и это, наверное, будет бесполезной тратой усилий, потому что люди всегда склонны думать, что нечто плохое происходит только и исключительно с другими, а уж они-то проживут счастливо и благополучно многие годы и ни с какими проблемами не столкнутся.

Столкнутся… Все сталкиваются без исключения…

И слава богу, что моя жена не имеет возможности приехать ко мне в палаточный городок, в котором квартируется наш батальон, и уж тем более на перевал, где палатки и размером поменьше, и вообще могут простреливаться со стороны гор, на которые, правда, еще забраться следует, а это не просто. Но она не приедет, и это я знаю точно. Она никуда со мной и за мной ехать не желает, потому что для нее городская толкотня и суета вкупе со стандартным набором удобств в виде душа и унитаза — это смысл жизни, а без этого для нее любая обстановка граничит с тюремной. Женился я на последнем курсе училища, и тогда вроде бы не стоял вопрос о месте проживания. Мы просто как-то старались не говорить на эту тему, мягко обходя свое будущее стороной, вроде бы подразумевая что-то, но не обсуждая детали. А потом меня отправили служить в гарнизон, в небольшой райцентр, и жить пришлось в военном городке неподалеку от этого райцентра. И для женатого лейтенанта даже комната нашлась в панельно-щитовом доме, который зимой следовало утром и вечером топить углем, похожим на земляную пыль, но это не избавляло дом от холода. Жена держалась два месяца. И все… Она не ругалась, она почти ничего мне не высказывала, разве что удивленные вопросы задавала. А потом она просто уехала, когда я был в командировке, и позвонила только тогда, когда я вернулся. Поставила меня в известность, что в военном городке жить никогда не будет. К тому времени она была уже беременна, и я своего сына сумел увидеть впервые только в отпуске через несколько месяцев. Кажется, через восемь… Естественно, я понимал, что после родов, да еще с новорожденным сыном жена приехать ко мне была не в состоянии. Но могла бы приехать хотя бы через полгода… Обида, конечно, была, но я не такой человек, чтобы показывать свою обиду. У меня иное представление о достоинстве и мужской чести. И шестой год почти супружеской жизни уже подходит к концу, а я сам себя иногда спрашиваю: что же за человек моя жена и чем так уж плох я сам, что не могу ее удержать, когда другие офицерские жены со своими мужьями удерживаются, несмотря ни на какие бытовые и прочие условия… И кто виноват — я или она? — в том, что совместная жизнь у нас не получается…

Еще я иногда спрашиваю себя более конкретно: а женат ли я вообще после первых нескольких месяцев, может быть, после первого года семейной жизни… И не могу дать на этот вопрос однозначный ответ даже самому себе.