Андрей Таманцев - Их было семеро…

— Он прав, — заметил майор Васильев, молчаливо присутствовавший при разговоре.

— Но я же не могу дать ему допуск. И Нифонтов не может. Это наш начальник, — объяснил мне Голубков. — Генерал-майор.

— Волков может? — не отставал я.

— Он-то, конечно, может.

— Пусть он и даст. Мне без разницы, от кого я получу документы. Хоть от вашей уборщицы.

Голубков поднялся с бревна, на котором мы сидели.

— Попробую с ним связаться, — сказал он и направился к вертолету.

— Хорошие у вас тут места, — заметил майор Васильев. — Тишина. Простор. Настоящая Россия. А там — церковь? — кивнул он в сторону Заулка, где виднелись три купола, один большой и два поменьше, поблескивающие в закатном солнце позолотой крестов.

— Да. Спас-Заулок.

— Действующая?

— Действующая.

— Это хорошо. Бабка моя говорила: если храм стоит, значит, земля живая…

Я огляделся. Солдаты подтащили коляску с Тимохой к избе, Ольга уже поила его молоком. Молоко здесь было такое, что к утру в банке набегало сливок на четыре пальца, на нем Тимоха быстро отъестся. Буренки, пользуясь недосмотром, разбрелись по всему берегу Чесны. Я взял кнут и направил стадо в пойму.

Когда я вернулся, майор Васильев стоял у бревна и курил сигарету.

— Богатый у тебя кнут, — оценил он.

— Еще дедовский. Настоящая сыромять. Четыре с половиной метра.

— Ловко ты им управляешься. Трудно, наверное?

— Чего тут трудного? — удивился я и выщелкнул кончиком кнута окурок прямо у него изо рта.

Он отпрянул, а потом рассмеялся, обнажив ровные белоснежные зубы.

— Ты прямо ковбой! Лихо! Дай попробовать!

— Ну, попробуй, — сказал я и на всякий случай отошел подальше.

Майор примерился к кнуту, с форсом размахнулся и врезал себе по заднице так, что бросил кнутовище и обеими руками схватился за ожженное место.

Полковник Голубков, подоспевший от вертолета, только головой покачал.

— Пацаны, да и только!.. Беги переодевайся, — кивнул он мне. — Волков встретится с тобой в двадцать пятнадцать.

— К чему такая спешка? — удивился я.

— К тому. Есть свежая информация. Зафиксирован телефонный звонок. Завтра с компаньоном Назарова встречается какой-то тип. Скорей всего — эмиссар КПРФ. Вероятно, будет договариваться о встрече с самим Назаровым. Нужно успеть предотвратить этот контакт.

— Но я не могу так сразу. Надо найти, кто бы меня подменил. Стадо без присмотра не бросишь.

— Боже ты мой, какой только ерундой не приходится заниматься!

Голубков, конечно, не совсем так выразился, но в этом смысле. Он повернулся к майору:

— Вадим Алексеевич, километрах в пятнадцати отсюда воинская часть. ПВО. Мы тебя высадим возле нее, возьмешь у командира машину и двух солдат — молодых, деревенских. И привезешь сюда. Пусть ходят за стадом, пока Сергея не будет. А не будет его дней десять. Сам потом доедешь до Луховиц, а там электричкой до Москвы.

— Где же они будут жить? — спросил я.

— Палатку поставят. У тебя связь с ребятами есть?

— Адреса. У Артиста, Мухи и Трубача — телефоны.

— За сколько ты их сможешь собрать?

— Ну, дня за три.

— Отставить. День — на все. Послезавтра вы должны вылететь в Никосию. Самолет в восемнадцать тридцать из Шереметьева-два.

— Больно ты шустрый, Константин Дмитриевич! Док в Подольске живет. А Боцман вообще в Калуге.

— Получишь машину. Хорошую. И с хорошим водителем. С рассветом выедешь, быстро обернешься.

— А загранпаспорта, визы, билеты?

— Не твоя забота. Три минуты на сборы. Паспорт не забудь!..

В избе я натянул джинсы и коричневую кожаную курточку, купленную по случаю в Грозном у какого-то турка, сунул ноги в кроссовки, показал Ольге, где лежат деньги — остатки моего последнего офицерского жалованья.

— Опять в Чечню? — упавшим голосом спросила она.

— Ни Боже мой! Совсем в другую сторону. На Кипр.

— Не врешь?

— Разве я тебе когда-нибудь врал?

— А то нет? Всю дорогу. «Рекогносцировка, рекогносцировка»! А потом я узнаю, что за твою голову назначили миллион долларов.

— Жалко, ко мне не пришли. Я бы, может, и продал. А что? С миллионом баксов можно и без головы прожить. Живут же многие. Было бы куда водку лить.

— Куда же ее лить, если рта нет?

— Никаких проблем! Можно и через задницу. Как водители-дальнобойщики. Засадил клизму граммов в двести — и запаха никакого, и полный кайф! Извини. Шутка, конечно, казарменная. Больше не буду. Ну, постараюсь!

— Да я уж привыкла… В том месте, которое ты назвал Кипром, — там действительно не стреляют?

— Да они и слова такого не знают! — заверил я. — Они сиртаки танцуют, когда им стрелять.

— И что ты там будешь делать?

— Что и все. Танцевать сиртаки.

— Перед отлетом заедешь?

— Не знаю. Может быть. Постараюсь. Я поцеловал ее и Настену, обнял Тимоху.

— Как же вы будете без меня? — спросил он, и в голосе его была такая тоска, что мне стало не по себе.

— Без тебя, Тимоха, нам будет, конечно, очень трудно, — ответил я. — Но у тебя сейчас другая задача — приходить в норму. Чтобы к нашему возвращению стометровку за десять секунд бегал. Приказ ясен?

— Так точно, капитан!

— Так-то лучше…

Минут через десять после того, как мы взлетели, вертолет снизился у КПП воинской части, о принадлежности которой к ПВО говорили огромные полусферы радаров. Здесь майор Васильев выпрыгнул, а мы взяли курс на Москву. Еще через час, пересев на военном аэродроме с вертолета в неприметную серую «Волгу», въехали в Москву и остановились возле жилого дома где-то в районе Гольянова. На восьмом этаже полковник Голубков отпер своим ключом стальную, обшитую простеньким дерматином дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.

Это была обычная трехкомнатная квартира с узкой прихожей и десятиметровой кухней. Но обставлена она была, как присутственное место. Лишь в самой большой комнате были не столы, а четыре кровати с тумбочками, заправленные без особых затей, отчего комната напоминала офицерское общежитие.

— Мы сюда баб водим, — с усмешкой объяснил мне полковник Голубков, хоть я его ни о чем не спрашивал.

Я кивнул. Понятно, каких баб они сюда водили.

В кухне сидел какой-то молодой парень в штатском и читал «Известия», придерживая страницы одной рукой. Вторая лежала у него на коленях, на черном атташе-кейсе, от ручки кейса к запястью тянулась короткая стальная цепочка.

При нашем появлении он молча встал, открыл шифрованные замки и передал Голубкову толстую серую папку. После чего опустился на тонконогий кухонный табурет и вновь принялся за газету. Голубков провел меня в одну из комнат и положил папку на письменный стол.

— Садись. Вникай. Записей — никаких. Вопросы можешь задавать.

— А где Волков? — спросил я.

— Подъедет. Сейчас девятнадцать ноль пять. Времени у тебя хватит.