Андрей Таманцев - Их было семеро…

Шмидт . Многих моих русских коллег это тоже смешит. Им кажется несуразным, что главное управление полиции находится в центре самого злачного района города.

Рост . А где же ему быть — на Кайзерштрассе?

Шмидт . Им это показалось бы более естественным. Но мы отвлеклись. Продолжайте, пожалуйста, госпожа Рост.

Рост . Потом мы вернулись к кирхе святого Михаила. По просьбе Алекса я перевела надпись на стене: „''Гот руф дих'' — Господь призывает тебя“. Господин Назаров предложил сыну зайти в храм. Алекс спросил: „Ты уверен, что этот призыв обращен к тебе?“ Господин Назаров ответил: „Как знать“. И мы вошли…»

Они вошли под высокие своды костела, когда уже почти все березовые ветки были развешаны по стенам, в простенках, на спинках длинных дубовых лавок, а на остатках веток в проходе с визгом и криками барахтались веселые немецкие дети. По залу метался, проверяя расстановку камер, молодой взъерошенный телережиссер, звукооператоры пристраивали микрофоны. Эльза отметила, что при входе Алекс сбросил с головы капюшон ветровки, а Назаров-старший стащил свою вязаную шапчонку и пригладил рукой такие же русые, как у сына, но заметно поредевшие волосы.

Эльза объяснила, что вон там — пульт органиста, на тех вон подмостках будет стоять хор, а белая, слегка изогнутая лестница, заканчивающаяся небольшой огороженной площадкой, вознесенной очень высоко, почти в центр зала, — это кафедра, с которой будет произносить свою проповедь епископ.

Среди резвящихся детей и занятых каждый своим делом взрослых Назаровы и Эльза были в кирхе единственными праздными людьми. Вероятно, именно поэтому режиссер неожиданно подбежал к ним и стал что-то быстро говорить по-немецки, обращаясь к Назарову-старшему.

— Он просит вас подняться на кафедру епископа и что-нибудь сказать, — перевела Эльза.

— Я? — изумился Назаров. — Что я могу сказать с епископской кафедры? Да еще по-русски!

— Не имеет значения. Четыре-пять фраз. Любых. Ему нужно проверить, как работают микрофоны, — объяснила Эльза.

Назаров-старший повернулся к сыну:

— Вот пойди и скажи. Надеюсь, тебе уже есть что сказать городу и миру.

— Найн! Найн! — запротестовал режиссер. Эльза перевела:

— Ему не нужен молодой голос. Ему нужен голос человека ваших лет. Тут большое значение имеют обертоны.

Назаров-старший чуть помедлил, усмехнулся и неторопливо двинулся к лестнице. И по мере того как он уверенно-неспешно, без всякого видимого напряжения одолевал довольно крутые ступени, зал затихал, а когда он оказался на площадке кафедры, все и вовсе побросали свои дела и даже прикрикнули на шумящих детей: настолько значительной, источающей силу и уверенность была фигура этого человека.

— Говорите, пожалуйста! — по-немецки крикнул ему снизу режиссер.

— Даже не знаю, что и сказать…

— Гут! Нох айнмаль! Hyp филе, битте!

— Просит еще раз, только побольше, — перевела Эльза.

Назаров положил руки на перильца кафедры, немного подумал и произнес несколько фраз.

— Зер гут! Данке шён! — поблагодарил его режиссер и занялся другими делами.

Только два человека в кирхе — Эльза и Алекс — поняли, что сказал Назаров-старший.

А сказал он вот что:

— С этого места нельзя произносить пустых слов. Отсюда можно только провозглашать. И я говорю всем: пройдет не так уж много лет, и мой сын будет Президентом России!

Вот это он и сказал.

Из стенограммы допроса Эльзы Рост инспектором Ф. Шмидтом:

« Шмидт . Что было дальше?

Рост . Господин Назаров сказал, что времени больше нет и нам нужно ехать на яхту, чтобы успеть переодеться и приготовиться к приему гостей. Мы вернулись на набережную, на маленьком белом катере подплыли к яхте „Анна“ и поднялись на борт.

Шмидт . Опишите, пожалуйста, яхту.

Рост . Господин инспектор, я не могу этого сделать. Такое я видела только в фильмах об американских миллионерах.

Шмидт . Когда вы поднялись на яхту, гости уже были там?

Рост . Нет, только команда. Пять или шесть человек. Минут через сорок приехали музыканты — струнное трио из оперного театра, двое мужчин и женщина. Потом появились официанты из ресторана „Четыре времени года“, они привезли коробки с напитками и закусками для приема а-ля фуршет. И только позже, часам к шести, начали съезжаться гости.

Шмидт . Сколько было официантов?

Рост . Пять человек.

Шмидт . Пять? Вы уверены в этом?

Рост . Абсолютно.

Шмидт . Но менеджер ресторана „Четыре времени года“, которого я допрашивал перед вами, утверждает, что посылал на яхту только четырех официантов.

Рост . Не знаю, почему он так говорит. Я постоянно передавала им распоряжения господина Назарова и его русских гостей и совершенно точно знаю: их было пятеро. Четыре молоденьких, прекрасно обученных официанта и бармен, постарше, лет тридцати.

Шмидт . В чем они были?

Рост . В черных фраках.

Шмидт . А гости?

Рост . Мужчины — в белых смокингах, а женщины — в вечерних платьях.

Шмидт . Сколько было гостей?

Рост . Человек двенадцать. Кроме самого господина Назарова и его сына. Как я поняла, в основном русские друзья господина Назарова. Только один из них хорошо говорил по-немецки. Он почти не вынимал изо рта сигару. Господин Назаров обращался к нему на „ты“ и по имени — Борис, они были примерно ровесниками. Двое из гостей были немцами. Один пожилой, лет шестидесяти. Судя по акценту — местный, из Гамбурга. Второй, помоложе, лет сорока пяти, — откуда-то из Баварии, возможно — из Мюнхена.

Шмидт . Какие женщины были на приеме?

Рост . Три пожилых дамы. Одна русская, жена Бориса. Две других — жены немецких господ. И еще четыре очень красивые девушки — топ-модели из ателье Люмберта. Их пригласили, как я понимаю, чтобы развлекать гостей.

Шмидт . Где проходил прием — на верхней палубе или в каюте?

Рост . Внизу, в кают-компании. На улице было очень холодно, дул ветер. Поэтому господин Назаров даже отменил прогулку на яхте по Эльбе, которую сначала планировал.

Шмидт . Откуда вы это знаете?

Рост . Из разговора господина Назарова с капитаном яхты. Они говорили по-английски, у господина Назарова очень приличный английский. Капитан сказал господину Назарову: раз прогулка отменяется, нельзя ли команде сойти на берег, чтобы послушать в каком-нибудь из костелов вечернюю праздничную мессу. Господин Назаров усмехнулся и сказал: знаю, где они будут слушать мессу — на Репербане. Но отпустил всех, в том числе и капитана. Приказал вернуться не позже полуночи. Оставил лишь одного матроса, который управлял катером.