Андрей Таманцев - Пятеро против всех

Итоев, которого ваххабиты считали своим, ехал на переговоры по поводу поставки вакцины в Чечню. Умело подсунутый Светлане материал для статьи в «Абсолютно секретно» помог «чехам» раскусить Итоева, и его тут же, не задумываясь, убрали. Так что информацию о поставках вакцины он ФСБ сообщить не успел. Ну а потом начали убирать всех, кто хоть как-то касался этой темы.

В школы вакцина попала не случайно. Эти подонки хотели ее сначала испробовать, провести, так сказать, «клинические испытания». Они были абсолютно уверены в своей безнаказанности! И ведь действительно аналитики из ФСБ прохлопали армейскую поставку вакцины, потому что шла она под другой маркой, через другую фирму, была тщательно проверена и сертифицирована Минздравом.

Самое-то гнусное, конечно, что дело не обошлось без пособничества армейских чиновников. Сколько уж им давали террористы, я не знаю, но это ж надо было начмеду армии умудриться издать приказ о вакцинации всех подразделений, находящихся на территории Чечни, в один день! Эффект, блин, был бы стопроцентный. Промедли мы еще хотя бы один день!..

Следователи так и не сказали мне, сколько армейского народу пошло под трибунал, под суд, но я думаю — немало.

Как я и предполагал, итальянца первым спровадили на родину — от греха подальше. Он перед отъездом заходил, прощался. Я на всякий случай записал его адрес и телефон. Вдруг придется с Ольгой и Настеной в Италии отдыхать?

…Светлана Корниенко вязала, удобно устроившись на диване, когда в замке входной двери повернулся ключ. Она подалась вперед, прислушиваясь. Протянула руку к гантеле, лежащей рядом с диваном. Недавние страшные события научили ее многому, но прежде всего — осторожности.

Ко всему прочему, дверь была закрыта на засов, поэтому при всем желании снаружи ее открыть не удалось бы.

Светлана подошла, глянула в глазок. На лестничной площадке было темно.

— Кто там? — тихо спросила она, вжавшись с гантелей в руке в стену.

— Света, это я! Открыть не могу! — раздался из-за двери голос Злотникова.

— Семен! — вскрикнула она и принялась открывать замки.

Он вошел. Загорелый, почти черный, с выгоревшими волосами. Она растерянно отступила на шаг, потом вдруг бросилась ему на шею:

— Сема, Сема! Господи, как же я по тебе соскучилась! Неужели в этой твоей командировке нельзя было позвонить?

— А чего звонить-то? Приехал вот.

— Балбес! — шутливо хлопнула она его по плечу. — Я бы хоть ужин приготовила.

— Не надо ужин. — Злотников привлек к себе девушку и стал целовать.

— Да ты хоть кроссовки сними, — засмеялась Светлана.

— Да-да, — растерянно пробормотал Артист. — Слушай, а что с дверью?

— Он еще спрашивает! Дверь новая, и замки новые. Или ты хотел с дырками жить?

— А! — вспомнил Артист и снова привлек к себе Светлану.

Была глубокая ночь. Светлана лежала на плече у Злотникова и счастливо улыбалась.

— Свет, ты спишь? — шепотом спросил Семен.

— Устал?

— Да нет, ты что! Просто я спросить у тебя хотел.

— Ну спрашивай.

— Ты это… замуж за меня не пойдешь?

— Господи, и он еще называет себя артистом! — рассмеялась Светлана. — Кто так предложение делает? А где букет, подарки?

— Подарки завтра. Я сегодня не успел. Но завтра точно будут. Ну так как?

— Что — как?

— Насчет моего предложения?

— Раз подарки и букеты завтра, — значит, и ответ тоже завтра.

— А сейчас никак нельзя? — Артист горестно закряхтел.

Светлана крепко обняла его, прижалась всем телом.

— Господи, какой дурачок! Конечно, можно! Неужели ты не видишь!

…Я сидел в своей мастерской и от нечего делать строгал Настене жар-птицу из деревяшки. Работы сегодня не было, и я отпустил мою столярную гвардию.

Когда я вернулся со своих «военных сборов», Ольга посмотрела на меня и заплакала, и Настенка, глядя на мать, тоже заплакала. Видок у меня был, конечно, тот еще: морда в синяках, на груди специальный корсет, чтобы срастались сломанные ребра. Я обнял их и сказал, что ни на какие сборы больше никогда не поеду.

— Врешь ты все — поедешь, — вздохнула Ольга и ничего больше не сказала. Она у меня никогда лишнего не говорит. Что можно — я сам расскажу, ну а что нельзя, то нельзя. Настоящая офицерская жена! У мужика своя мужицкая работа, и нечего в нее нос совать! Это, кстати, не я так говорю, это жена моя так говорит…

На домашних харчах я быстро поправился, уже через неделю прежним Пастуховым стал — затопинским столяром и плотником.

И вот когда я достругивал ту самую жар-птицу, снаружи вдруг послышался шум машины. Я приоткрыл дверь.

Черная «Волга» — и прямо к моей мастерской. Только гостей мне еще сейчас не хватало! Ух, не люблю я эти черные казенные «Волги»!

Из «Волги» выбрался незнакомый мне майор. Козырнул, открыто улыбнулся. Нет, этот, слава богу, не фээсбэшник, этот простой вояка.

— Добрый день. А я за вами, Сергей Сергеевич.

— Куда еще?

— В Москву. Имею поручение доставить вас в министерство. Замминистра будет всей вашей группе ордена вручать.

— Замминистра? — переспросил я, полагая, что ослышался.

— Так точно.

Небольшой я с некоторых пор любитель всяких висюлек и побрякушек, а все же… Вишь, как все обернулось — могла бы Родина срок дать, да решила наградить… Нет, нельзя плевать в протянутую в знак благодарности руку.

— Ну что ж, — сказал я майору, — давайте тогда хоть домой заскочим. Не в таком же виде ехать? — На мне были потертые джинсы и клетчатая рубаха с заплатами на рукавах.

Майор взглянул на часы:

— Да-да, конечно. Давайте, только, если можно, побыстрее!

Вот армия родная! На часы он смотрит, а чтобы предупредить заранее, за день хотя бы, на это ума ни у кого не хватило.

Войдя в приемную Замминистра, я обалдел. И Артист, и Боцман, и Док, и Муха — все были в темных костюмах одинакового покроя — ну точь-в-точь как у меня! Не выдержал, расхохотался. Они тоже.

Замминистра оказался весьма бодрым стариканом. Он не стал говорить долгих речей по поводу героизма и патриотизма, он как-то просто и по-домашнему вручил нам ордена и пожелал спокойной, мирной жизни безо всякой стрельбы, физических и моральных ран.

— Скажу честно, вы армию от гибели спасли, а мы вам за это даже заплатить достойно не можем…

— Это точно, — не удержался от реплики Артист. Впрочем, сказал он это шепотом, мне.

— Ну примите от нас хоть «спасибо».

Мы выпили с ним по рюмочке водки, и он на прощание крепко нас всех по очереди обнял.

Вышли из министерства мы с двойным чувством: с одной стороны, конечно, приятно — еще одна побрякушка на пиджак, а с другой — досадно. Получается так, что в этой операции мы армию от самой себя спасали. Ведь если б нельзя было армейских чиновников подкупить, разве смогли бы «чехи» свою вакцину реализовать?