Клайв Касслер - Сокровище

Если это вынужденная посадка, почему не поступило никакого сообщения от капитана? Таблички с надписями «Не курить!» и «Пристегнуть ремни!» не горели.

Почти все пассажиры бодрствовали – читали или беседовали. Только Гала Камиль крепко спала. Представители Мексики, возвращавшиеся из штаб-квартиры Всемирного банка, собрались вокруг стола и что-то обсуждали. Директор Департамента зарубежного финансирования Мигель Салазар был мрачен и говорил тихо. Атмосфера вокруг стола была невеселой. Действительно, радоваться было нечему. В Мексике разразился сильнейший экономический кризис, а на помощь извне рассчитывать не приходилось.

Охваченный ужасом и совершенно сбитый с толку, Рабин недоуменно проговорил:

– В чем, черт возьми, дело?

Стюардесса тоже была напугана. Ее глаза расширились от страха, лицо покрыла мертвенная бледность, но она старалась сохранять внешнее спокойствие:

– Нам следует начать подготовку к аварийной посадке?

– Не стоит тревожить пассажиров. По крайней мере сейчас. Сначала я должен поговорить с капитаном.

– У нас есть время?

– Откуда мне знать!

Сдерживая страх, Рабин быстро, почти бегом, зашагал по проходу между креслами к кабине пилотов. Чтобы не привлекать внимание пассажиров своей поспешностью, он по пути несколько раз нарочито зевнул. Он тщательно задернул занавеску, отделяющую пассажирский салон от служебного помещения, и дернул дверь, ведущую в кабину. Она была заперта.

Он забарабанил по двери костяшками пальцев. Реакции не последовало. Несколько секунд он молча таращился на закрытую дверь, после чего сделал шаг назад и нанес по ней сильный удар ногой.

Дверь кабины открывалась наружу, но она была хрупкой и довольно легко сломалась. Рабин переступил порог и очутился в кабине.

Растерянность, замешательство, страх, быстро сменившийся диким ужасом, обрушились на него, как поток воды на поврежденную дамбу, грозя смести все на своем пути.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы оценить ситуацию: Хартли неподвижно сидел в своем кресле, уткнувшись лицом в панель управления. Освальд растянулся во весь рост на полу, его глаза безжизненно смотрели в потолок. Лемке таинственным образом исчез.

Рабин переступил через тело Освальда, опустился в пустое кресло пилота и посмотрел вперед.

Прямо по курсу «боинга» высилась массивная громада ледника Хофсъекул. До него оставалось не более десяти миль. Мерцающие огни северного сияния освещали ледяную гору, окрашивая неровную поверхность размытыми серо-зелеными пятнами.

Охваченный отчаянием и паникой, стюард вцепился в рулевую колонку и потянул штурвал на себя.

Ничего не произошло.

Колонка ему не повиновалась, но, и это было очень странно, альтиметр показал небольшое, но постоянное увеличение высоты. Рабин удвоил усилия, и на этот раз они увенчались успехом. Колонка поддалась, но только слегка. Стюард был ошеломлен. Неужели летчикам при управлении самолетом постоянно приходится применять недюжинную физическую силу?

Времени подумать спокойно не оставалось. Он был слишком неопытен, чтобы понять, что пытается бороться с автопилотом, используя грубую силу, в то время как достаточно было его просто отключить.

Из-за холодного, прозрачного воздуха казалось, что ледник совсем рядом – до него можно было дотянуться рукой. Он толкнул вперед рычаги управления дроссельными заслонками и снова потянул рулевую колонку. Она поддавалась с большим трудом, нехотя, как руль, который внезапно заклинило в несущейся на большой скорости машине.

С медлительностью, от которой впору было впасть в отчаяние, «боинг» задрал нос и пролетел над ледяным пиком на расстоянии каких-то ста футов.

А в это время внизу на леднике человек, безжалостно убивший в Лондоне настоящего Дейла Лемке и занявший его место, всматривался в ночную тьму, не отрывая глаз от бинокля. Огни северного сияния потускнели, превратившись в слабое свечение, но неровный силуэт Хофсъекула хорошо просматривался на фоне неба.

Было очень тихо, напряженное ожидание, казалось, повисло в воздухе. Два человека грузили маячки в вертолет.

Глаза Сулеймана Азиза Аммара привыкли к темноте, и он мог без труда видеть неровные гребни торосов, покрывшие шрамами ледяное поле.

Аммар стоял неподвижно, считая секунды и ожидая, когда яркая вспышка пламени возвестит о конце рейса № 106.

Но огненный шар так и не появился.

В конце концов Аммар опустил бинокль и тяжело вздохнул. Вокруг него расстилался ледник – спокойный, холодный и равнодушный ко всем человеческим проблемам. Аммар стянул с головы седой парик и с отвращением отбросил его в темноту. Затем он снял изготовленные специально для него ботинки и вытащил из них четырехдюймовые вкладыши, делавшие его выше ростом. Повернув голову, он увидел, что его помощник и друг Ибн-Тельмук стоит рядом.

– Хороший грим, Сулейман, – сказал Ибн-Тельмук, худощавый, очень смуглый человек с пышной шапкой вьющихся волос, черных как вороново крыло. – Я бы ни за что тебя не узнал.

– Оборудование погрузили? – спросил Аммар.

– Да, только что закончили. А твоя миссия увенчалась успехом?

– Не совсем. Очевидно, где-то допущен небольшой просчет. Самолет почему-то пролетел мимо вершины ледника.

– Ахмед Язид будет недоволен.

– Камиль умрет, как и было запланировано, – уверенно заявил Аммар. – У меня все под контролем.

– Но самолет все еще летит.

– Даже Аллах не сможет держать его в воздухе до бесконечности.

– Ты потерпел неудачу, – проговорил знакомый голос.

Аммар резко обернулся и наткнулся на злобный взгляд Мохаммеда Исмаила. В круглом лице египтянина странным образом сочетались злорадство и детская невинность. Блестящие глаза-бусинки смотрели пристально и недоброжелательно, но в них отсутствовал огонек проницательности. Его поведение было чистейшей бравадой, внешняя жесткость не подкреплялась внутренним содержанием. Он умел хорошо стрелять, но не более того.

У Аммара не было выбора – приходилось работать с Исмаилом. Никому ранее не известный деревенский мулла был навязан ему Ахмедом Язидом. Этот идол ислама всемерно укреплял доверие к себе, собирал его по крупицам, как самый скупой скряга, и расходовал только на тех, в ком видел высокий боевой дух и преданность законам ислама. Твердые религиозные убеждения в человеке значили для Язида больше, чем компетентность и профессионализм.

Аммар всегда громко заявлял о своей преданности исламу, но Язид относился к нему с настороженностью. Ему не нравилась манера этого профессионального убийцы обращаться с мусульманскими лидерами как с ровней. Поэтому он и настоял, чтобы Аммар выполнял свои кровавые миссии под бдительным оком Исмаила.