Роберт Крейз - Заложник

Бенци покачал головой: ни Кен Симур, ни кто бы то ни было другой уже ничего не могли сделать. Тьюзи ответил:

– Исчезни. Пусть все, кто еще не за решеткой, смываются. Всем конец.

Телефон замолчал. Кен Симур исчез.

Бенци встал, молча подошел к огромному панорамному окну, из которого открывался вид на Палм-Спрингс. Он будет скучать по этому виду.

К Сонни подошел Сальветти:

– Что прикажете делать, босс?

– Сколько, по-вашему, у нас осталось времени до появления федералов?

Сальветти и Тьюзи, взглянув друг на друга, пожали плечами. Потом Тьюзи сказал:

– Тэлли доложит им, что на дисках, потом они, скорее всего, поговорят со Смитом. Получат ордер на основании нашего предполагаемого участия в убийствах и похищениях в Бристо… Я бы сказал – часа два.

Бенци вздохнул:

– Ладно, ребята. Через час я хочу быть уже в воздухе.

– В Нью-Йорк сообщать не собираетесь? – спросил Сальветти.

Бенци не собирался ничего сообщать в Нью-Йорк. Реакции Нью-Йорка он боялся гораздо больше, чем стычки с ФБР.

– Да пошли они… Отправляйтесь за семьями. Встречаемся в аэропорту, как можно скорее.

Все трое постояли некоторое время, не произнося ни слова. Бенци пожал им руки. Это были близкие и верные друзья. Он любил их обоих.

Сальветти и Тьюзи поспешили прочь. Бенци пошел будить жену.

Вик Кастеллано сидел на террасе своего дома, выходившей на верхнюю часть манхэттенского Вест-Сайда. Он по-прежнему был в белом махровом халате. Поставив чашку с кофе на стол, он сказал:

– Я по твоему виду могу сказать, что новости не больно хороши.

Джейми Белдон только что вышел к нему из дома.

– Так и есть. Диски у полицейских. И бухгалтер Бенци тоже. Как только всю информацию получат федералы, начнется рукопашная.

– Но ведь мы выстоим.

Джейми кивнул:

– Пара-другая ударов придется и на нашу долю. Но мы выстоим. А вот Бенци – это совсем другое дело.

– Сукин сын так и не соизволил позвонить.

– Это доказывает, что ему не хватает класса.

Кастеллано откинулся в кресле.

– Мы-то, конечно, выстоим, только из-за этого козла с Западного побережья федеральная прокуратура нас здорово потрясет. А это означает, что мы имеем полное право на справедливую компенсацию.

– Другие семьи посмотрят на это дело точно так же.

– А раз федералы собираются вывести Бенци из бизнеса, никто не поднимет воя, если мы сделаем за них эту работу.

– Справедливо.

– По большому счету для всех, пожалуй, даже хорошо, что так случилось. Мы можем послать кого-нибудь на Запад, подобрать оставшиеся после Бенци концы. В результате нам и кусок пирога чуть побольше достанется.

– И что же вы собираетесь предпринять, капитан?

Кастеллано уже шесть часов назад понял, что надо предпринять. Он все рассчитал и спланировал.

– Этот парень – Марион Клюз, он вроде бы малость чокнутый. Я не хочу полагаться только на его слово, что Бенци нас подставил. Мне надо знать точно.

– Это точно, Вик. Я проверил. Только что поговорил с Филом Тьюзи.

Кастеллано стало легче на душе. Он знал – Фил Тьюзи его под монастырь не подведет.

– Это другое дело. Давай звони и покончим с этим.

Бенци пробежал из дома в гараж. Он нес с собой спортивную сумку из синего нейлона, в которой уместились сто тысяч долларов наличными и пистолет. Все остальное он купит, когда приземлится на месте. На счетах в иностранных банках у Бенци лежало тридцать миллионов долларов.

Сонни нажал кнопку, и ворота гаража раскрылись. Он швырнул сумку на заднее сиденье «мерседеса» и скользнул за руль. Сдал назад, развернулся, резко нажал на газ и, по широкой дуге обогнув дом, помчался к парадному входу. Он так торопился, что чуть не врезался в невзрачный седан.

Выстрелы из седана вдребезги разнесли заднее стекло машины Бенци. Пули бросили Сонни лицом на рулевое колесо. Потом он боком повалился на сиденье, попытался достать из сумки пистолет, но времени у него не осталось. Кто-то открыл дверь «мерседеса» со стороны водителя и прострелил Сонни Бенци голову.

Видение было всегда одним и тем же. Приезжая в сад, Тэлли представлял себе Брендана Малика играющим среди деревьев авокадо. Он видел, как мальчик бегает, забирается на деревья, скрываясь в ветвях. В этих грезах Брендан всегда был весел и счастлив, несмотря на то, что кожу его окрасила смертельная бледность, а из шеи струилась кровь. Тэлли не мог представить себе мальчика иначе.

– О чем задумался? – спросила Джейн.

Они вдвоем удобно расположились на переднем сиденье патрульной машины Тэлли, наблюдая за парившими в небе краснохвостыми ястребами. Аманда осталась в Лос-Анджелесе, а Джейн приехала к нему на выходные.

– О Брендане Малике. Помнишь?

– Не помню.

Тэлли вдруг сообразил, что никогда ей о нем не рассказывал. Он ни разу не упомянул Брендана Малика даже в беседах с полицейским психологом.

– Кажется, я так тебе о нем и не сказал.

– А кто он такой?

– Жертва одних переговоров. Теперь это уже не так важно.

Джейн взяла его за руку:

– Важно, если ты об этом думаешь.

Тэлли помолчал, размышляя над ее словами.

– Он был маленьким, лет девяти-десяти. Что-нибудь около того. Примерно того же возраста, что Томас. Я о нем иногда вспоминаю.

Он вдруг обнаружил, что рассказывает Джейн о вечере, когда умер Брендан Малик, о том, как он держал мальчика за руку, как смотрел ему в глаза, пока малыш умирал.

Джейн слушала и плакала. У Джеффа тоже лились слезы.

– А сейчас я попытался снова представить себе его лицо и не смог. Не знаю, радоваться этому или печалиться. Ты думаешь, это нехорошо?

Джейн сжала его ладонь:

– Хорошо, что мы заговорили об этом. Наверное, ты выздоравливаешь.

Тэлли пожал плечами и улыбнулся:

– Давно пора, черт возьми!

Джейн улыбнулась в ответ:

– А про Томаса ты что-нибудь узнал?

– Я пытался, но мне ничего не говорят. Думаю, это и к лучшему.

Уолтер Смит и его семья были включены в государственную программу защиты свидетелей. Они просто исчезли. Тэлли слабо надеялся, что Томас когда-нибудь свяжется с ним.

– Сколько у тебя времени? – спросила Джейн. – Когда надо возвращаться?

– Времени у меня много. Я же начальник.

Улыбка Джейн стала шире:

– Тогда пойдем пройдемся.

В саду было тихо и спокойно, как в храме.

– Я рад, что ты здесь, Джейн.

Джейн сжала его ладонь. И тогда Тэлли осознал, что в храме не только отпевают умерших, он и славят живых. Их жизнь могла начаться заново.